Мореллин… он ведь Непрощённый. Один из них. Неужели она сможет взять это из его рук?
Но как тогда остановить Рамелиса и то чудище, что у него внутри? Она же сама видела сон… видела то безумное фиолетовое сияние, слышала слова бесформенной фигуры в зеркале и ответ наместника. Он сказал: “Я хочу уничтожить всех их”. И если завтра у него будет Великое Копье…
Девушка сделала ещё шаг и остановилась. Медленно-медленно, словно воздух в зале был густым, как мёд, рука Сатин приблизилась к кинжалу. На лице Мореллина появилась еле заметная улыбка.
Одним движением Сатин схватила рукоять и приняла шад. Кинжал оказался почти невесомым, изогнутая рукоять удобно легла в руку, словно нож был продолжением её пальцев. Тёмное серое лезвие горело красным, и в этом красном таилась какая-то сосредоточенность и сила.
— Будь осторожна. — предупредил Мореллин. — Завтра Рамелис приведёт в действие Кродерг Немейн. Ядовитое Копье слабее своих собратьев, но даже ему по силам превратить в прах самые мощные стены Города Истин.
— Что я должна делать?
— Всё просто. Достаточно подобраться к Рамелису и ударить его этим кинжалом. Но помни — Кузнец Погибели не просто так получил своё имя. Сейчас он ослаблен из-за долгого заточения, но Великим Копьем в руках станет непобедимым. Почти.
Видение начало таять. Вокруг стало темнеть, ониксовые колонны одна за другой исчезали во мраке.
— Зачем ты это делаешь? — выкрикнула Сатин. — Зачем помогаешь мне?
— Ты всё узнаешь, если переживёшь завтрашний день. — Фигура Мореллина потеряла чёткость и замерцала, как пламя свечи на ветру. — Удачи тебе, маленький огонёк.
Когда с первыми лучами солнца Сатин проснулась, то обнаружила у изголовья кровати тёмный кинжал в чёрных ножнах.
Глава двадцать четвёртая. Убить бессмертного
Что стало с Великими Копьями — вот вопрос, который тревожит каждого, кто хоть раз читал историю о Предательстве и Войне Лжи. Мы знаем, что Непрощённые пали. Знаем, что Благие вознеслись к Творцу. Но что произошло с их оружием? Куда исчезло Кродерг Крималл — и можно ли найти Алое Копье?
Окрашенное багрянцем солнце лениво поднималось над городскими стенами. Гвардейцы Эзры с тревогой всматривались в плоскую равнину перед ними. За прошлую ночь что-то переменилось в окружающем их безмолвии, и дело было даже не в том, что густой туман внезапно исчез, открыв взору защитников тысячи стоящих ровными рядами армейских палаток. Что-то было не так. Каждый понимал это, но молчал, охваченный дурным предчувствием. Седьмой участок защищало четыре отряда. Тонкая белая линия — меньше четырёх сотен — отделяла Город Истин от страшного врага. Рейн, Сатин и Эзра стояли в середине боевого порядка вместе с копейщиками, лучники и Иеромаги — за ними.
С рассветом на смену туману пришла гроза. Над равниной Истин со стороны лагеря Рамелиса набухала исполинских размеров темная туча, которая медленно приближалась к стенам. Она была похожа на пятно чернил, которое растекается по бумаге: густая чернота расползалась во все стороны, время от времени внутри тучи сверкали пурпурные молнии. Фиолетовое и чёрное — цвета наместника, так чего же он добивается этой колдовской бурей? Скоро у Рейна заболела голова: из вражеского лагеря без остановки звучали барабаны, их сбившийся ритм напоминал неправильное биение сердца. Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук-тук. Тук-тук-тук.
Сатин в тонкой кольчуге и чёрном костюме под ним стояла рядом, бледная, как полотно, и безмолвно шевелила губами, словно разговаривала сама с собой.
— Раны Господни… — пробормотал какой-то солдат. — Это… это, наверное, какой-то обман. Наместник хочет нас обдурить, только и всего! — сказав это, он замолчал, не веря в собственные слова.
Гроза надвигалась на город, нависая над башнями. Непроглядная чернота скрыла за собой солнце, единственным источником света оставались молнии, их вспышки освещали стены неживым, пугающим светом. К барабанному бою присоединились нестройные голоса труб.
— Стрелы на тетиву! — приказал Эзра. Голос капитана Саберин на мгновение дрогнул. — Сдаётся мне, скоро нам придётся пустить их в ход.
Сердце Рейна пропустило удар, когда молнии блеснули особенно ярко, осветив всё вокруг.
К Городу Истин бесконечной пурпурной колонной шла вся армия Рамелиса. Прямо посреди бури десятки тысяч легионеров щетинились лесом пик, в темноте то и дело мерцали зелёные огни — давали о себе знать маги из Кайсарума. Вокруг стало очень тихо. Трубы в последний раз надрывно вздохнули и стихли, раскатистый рокот барабанов оборвался так же внезапно, как начался. Слышался только свист ветра да стук капель о металлическую решетку. В полном молчании легионы наместника подходили к стенам и выстраивались в квадраты под взглядами защитников города. Кайсарумцы были мрачны и сосредоточенны, всматриваясь в лица тех, чей город им предстояло разрушить.
Творец Творения, даруй нам спасение, молилась Сатин. Укрой меня Своим светом, сохрани меня в Своём пламени…
Высокая фигура на чёрном как смола жеребце выехала перед бесконечным строем легионеров и остановилась в какой-то сотне шагов перед воротами. Жуткий свет молний плясал на пурпурном плаще с глубоким капюшоном, который полностью скрывал лицо всадника. Он был весь словно окружен стеной злобы и ненависти. Рейн почувствовал, что дрожит, как от холодного зимнего ветра. Какая-то магия? Но он же за завесой, под защитой колдовства Иерархов и всей Матери Церкви…
Всадник откинул капюшон. Это был Рамелис. Лысая голова противно блестела в свете молний, мертвенно-бледная кожа обтягивала узкое лицо наместника. Он и выглядел мертвецом: в горящих лютой злобой глазах плескалась чернота, как в двух бездонных колодцах. Вглядываясь в его застывшее, похожее на жуткую маску лицо, Рейн только сейчас понял, насколько далеко зашёл этот человек, ставший живым сосудом для древнего ужаса.
— Четыре тысячи лет прошли с тех пор, когда я в последний раз видел эти стены. — в холодном голосе прозвучала насмешка. — Теперь вы от меня никуда не денетесь. Время вашей Церкви закончилось. Вам не спастись.
Он двинул коня вперёд. Один из солдат не выдержал и выстрелил из лука, за ним последовали другие, но их стрелы обратились в пыль, даже не долетев до цели. Горожане бросали оружие и в ужасе покидали стену, гвардейцы в белом и золотом стояли, не двигаясь.
Спешившись, наместник даже не посмотрел на ряды Саберин и направился прямо к воротам, почти невидимый во мгле, как привидение. Когда до ворот оставалось всего-то один или два шага, Рамелис выпрямился во весь рост и вытянул правую руку. Через какой-то миг — меньше удара сердца — в протянутой руке проявился силуэт копья, сначала прозрачный, потом всё более чёткий и видимый. Оно было черное и длинное, в два человеческих роста, узкий наконечник сиял нестерпимым светом и отливал фиолетовым. Даже с высоты крепостных стен было видно, как оно подрагивает и вибрирует в руках наместника, как живое.
— Великое Копье… — пробормотала Сатин.
С ужасающей медлительностью Рамелис поднял Копье и направил его в сторону городских ворот. Сатин понимала, что нужно бежать, но ноги будто приросли к камню.
— РААЛ ЗАМ! — свечение Копья стало сильней. Гвардейцы бросились врассыпную. Рейн с силой дёрнул оцепеневшую Сатин за руку и кинулся к лестнице. Успеть, Раны Господни, только успеть…
— РОМАХ ЙА СЕАРА!
Сверкнула невыносимо яркая фиолетовая вспышка, похожий на раскат грома грохот заглушил все остальные звуки, и Рейн увидел, что земля под стеной задрожала и вздыбилась, как море во время бури. Волна горячего воздуха ударила в спины бегущих. Окованные стальными листами ворота зашатались и слетели с петель, а затем участок стены сложился, как карточный домик, и рухнул, осыпав защитников градом камней и обломков.
Воины Рамелиса хлынули в пролом.
— Раны Господи, Великое Копье… — прошептала Сатин, когда Рейн тащил её прочь от стены мимо погибших и умирающих. На глазах юноши один солдат захлёбывался собственной кровью, придавленный куском стены. — Это оно…