Вот и конец пути. Гадая, что за сюрприз ожидает меня дома, выпрыгиваю из устья железной трубы, подаю руку Эо… и слышу за спиной знакомый тягучий говорок с шепелявым земным акцентом:
— Ржавье добралось до нашего садика? Вот это новость!
5
Первая песня
Страшила Дэн с тремя крабами. В их руках потрескивают дубинки. Они стоят, опершись на железные перила, что протянулись над ткацкой, где уже кипит работа: женщины наматывают паучий шелк на длинные серебристые бобины. Это утренняя смена из Мю и Ипсилона. Заметив меня, они покачивают головами: не делай, мол, глупостей. За выход из разрешенной зоны просто высекут, но любая попытка сопротивления всегда наказывается смертью. Тогда повесят обоих.
— Дэрроу… — шепчет Эо.
Заслоняю ее собой, но стою спокойно. Не хватало еще умереть за один взгляд на звезды. Протягиваю к ним пустые руки в знак того, что сопротивляться я не намерен.
— Проходчик… — презрительно усмехается Страшила, оборачиваясь к остальным. — Самый отчаянный из червяков, но все равно червяк.
Он тыкает в меня дубинкой. Это как укус гадюки одновременно с пинком в живот. Оседаю на пол, цепляясь за железную решетку и содрогаясь всем телом от электрического удара. Во рту горечь от подступившей желчи.
— Смелее, проходчик! — ухмыляется Страшила, роняя передо мной дубинку. — Давай, покажи, чего ты сто́ишь. Ударь хоть разок! Ничего тебе за это не будет, обещаю, — так, разборка между своими, мужской разговор. Не трусь, давай!
— Давай, Дэрроу! — выкрикивает Эо.
Ага, нашли дурака. Поднимаюсь и вновь протягиваю руки. Разочарованно вздыхая, Дэн защелкивает у меня на запястьях магнитные наручники. Эо вопит и бранится, но ее тоже скручивают и волокут нас двоих мимо работающих женщин к тюремным камерам. Конечно, плетей не избежать, но и только — благодаря тому что я не послушал жену и не взял в руки дубинку.
Лишь через трое суток, проведенных в одиночной камере «котелка», нам удается увидеться. Добряк Бридж, один из самых старых крабов, выводит нас на прогулку вместе и даже позволяет обняться. В первый момент я опасаюсь, что Эо плюнет мне в лицо, обвиняя в трусости, но она лишь берет меня за руку и протягивает губы для поцелуя.
— Дэрроу…
Губы ее потрескались и дрожат, теплое дыхание щекочет ухо. Худющая и белая как полотно. Колени дрожат, и Эо опирается на меня, чтобы не упасть. Тот румянец, с которым она любовалась восходом, стерся, как старое воспоминание. Только глаза и волосы остались прежними. Прижимаю ее к себе, слышу глухой ропот собравшейся толпы. Мы на форуме, впереди эшафот с виселицей — там готовят плети. Стоя в желтом свете потолочных ламп под взглядами родных и знакомых, я чувствую себя беззащитным младенцем.
Как будто во сне, Эо говорит о любви, сжимая мою руку, но смотрит как-то странно. В глазах печаль, но нет страха. Нас должны только выпороть, но она будто прощается со мной навсегда. От ее взгляда сжимается сердце, я вздрагиваю, как от холода.
— Разбей цепи, любимый! — шепчет она.
Нас грубо растаскивают. Слезы струятся по лицу Эо. Почему она плачет? Не могу понять, думать трудно, все плывет перед глазами. Меня грубо бросают на колени, вздергивают голову кверху. Не припомню, чтобы на форуме было так тихо. Только шаги охраны отдаются эхом от стен.
Крабы снова поднимают меня на ноги, засовывают в скафандр. Привычная затхлая вонь вызывает ощущение безопасности, но лишь на мгновение. Волокут в центр площади, бросают на пол у подножия эшафота. Цепляясь за ржавые грязные ступени, бросаю взгляд вверх. Там стоят старшины кланов, двадцать четыре бригадира. У каждого кожаная плеть. Они ждут меня.
— О, как ужасны подобные минуты, друзья мои! — горестно восклицает судья Поджинус, подпрыгивая в жужжащих гравиботах у меня над головой. — Каким жестоким испытаниям подвергаются братские узы Сообщества, когда кто-то из нас дерзнет нарушить законы, которые защищают всех и каждого! Закон и порядок едины для всех: молодых и старых, лучших и худших. В их отсутствие мы превратились бы в стадо диких зверей. Послушание и дисциплина — вот залог выживания наших колоний! Хаос и анархия взорвут их изнутри, и человечество до конца своих дней останется прозябать, прикованное к Земле. Закон, дисциплина и порядок — вот залог мощи и величия нашей расы, и всякий, кто осмелится покуситься на наш общественный договор, горько пожалеет об этом!..