Он медленно протягивает руку. Я обматываю цепь вокруг его ладоней и смыкаю его пальцы на металле. Он наклоняется вперёд. Вес другой, но достаточно знакомый, чтобы он знал, что делать. В тот момент, когда опускает голову, он забывает обо мне. Он упирается и тянет. Камни у него за спиной успокоительно скребут по полу.
Я иду по боковому проходу, перешагивая через ошмётки охранников, пока не подхожу к двери в конце. Она заперта, и смотровая задвижка заварена. Я не могу быть на сто процентов уверен, что находится по ту сторону. Я вскрываю клинком железный навесной замок. Не успевает тот упасть на пол, как я изо всех сил пинаю дверь ногой. Она поворачивается, и когда дверь распахивается и ударяется о стену, одна из петель лопается.
Когда я вхожу внутрь, то слышу сдавленный вскрик из самого дальнего, самого тёмного угла камеры. Он звучит ужасно по-человечески.
— Элис?
Ничего.
— Элис?
И секунду спустя вот она. Одиннадцать лет я ждал этого. Я потерял счёт тому, сколько существ убил, и как уничтожал всё на своём пути. Меня избивали, закалывали, сжигали и калечили в двух планах бытия, чтобы настал этот момент. И вот я здесь, и вот она здесь, и мы вместе в одной комнате, возможно, за несколько часов до конца всего. Мне хочется схватить её и целовать, но я не думаю, что это чувство взаимно.
Она стоит, прижавшись спиной к дальней стене и оскалив зубы. Она держит деревянный кол. Похоже, она отломила ножку от стула и заточила её о пол. Это моя девочка.
— Элис…
— Не подходи ко мне! — кричит она и пинает в меня покрытую зловонными помоями металлическую тарелку. Эти тупицы пытались кормить её адовской едой? Даже я не стал бы есть большую часть этой дряни, а я не прибыл сюда прямым рейсом с Небес.
— Всё в порядке, — говорю я ей, — это я. Я пришёл забрать тебя отсюда.
Она поднимает кол выше.
— Я никуда не пойму с тобой, мудак! Оставь меня в покое!
В камере только одна маленькая масляная лампа. Всё, что она может видеть, — это мой затенённый профиль от света в коридоре. Я подхожу ближе, так что я больше не призрак.
— Элис. Я пришёл спасти тебя.
Она делает выпад и глубоко вонзает кол мне в грудь. Меня отбрасывает к стене. Пару месяцев назад Кэнди дала мне противоядие от укуса зомби на кончике ножа, а теперь это. Почему все женщины, которые мне нравятся, в конце концов пыряют меня? В данном случае ответ очевиден. Я так обрадовался идее, что наконец-то увижу её, что забыл, что щеголяю робожучиной рукой и лицом адовца. Я вытаскиваю деревяшку из груди и швыряю в коридор. Даже безоружная, Элис выглядит так, словно готова сыграть со мной во Фрайзера и Али[261]. Она всегда была такой. Никогда ни перед чем не отступала.
Ты действительно собираешься пожертвовать собой, чтобы спасти своего главного предателя? Медея, заткнись. У нас тут особенный момент. И теперь я знаю, что ты лгала, так что давай.
Даже проткнув, меня не убьёшь, но так больно, будто носорог сделал прививку от гриппа своим рогом. Я сажусь на деревянный стул, который Элис не сломала, и откидываю капюшон с головы своей новой жучиной рукой. Мои ботинки скользкие от внутренностей мёртвых охранников. Моё пальто покрыто кровью и пахнет как канализация. И в придачу моё лицо. В те несколько секунд, когда я впервые увидел её, мне показалось, что я больше не Сэндмен Слим. Я был обычным скучным стариной Джеймсом Старком. Вместе с болью возвращается истина. Я в адовой психушке, вонючий, искалеченный и противный. Наконец-то я тот монстр, которым всегда себя называл.
Не могу удержаться от смеха. Больше ничего не остаётся. Спускайтесь в самые глубокие, самые тёмные уголки ада, и поймёте, о чём я. Здесь внизу всё время смеются. Я лезу в карман пальто и шарю там. На секунду я даже не знаю, чего ищу. Вытаскиваю то, что Мустанг Салли велела принести мне через Чёрную Георгину. Мои руки в крови от раны на груди, и я оставляю липкие красные отпечатки по всему маленькому пластиковому кролику. Я вытираю его о своё пальто, но только размазываю кровь. В пизду.
Я бросаю кролика туда, где в углу прячется Элис.
— Собирался принести тебе индейку на ужин, так как мы пропустили Рождество, но она не поместилась бы в моё пальто, так что придётся тебе довольствоваться этим.
Я вижу, как рука выныривает из темноты и исчезает обратно внутри. Моя грудь пылает, но рана уже затягивается. У меня сводит ноги. Я хочу подняться, но не хочу спугнуть её. Хотелось бы мне, чтобы Бог не заставлял меня избавиться от сигареты.
261