— Может, песня была случайностью, но я в этом сомневаюсь. Вопрос в том, что ты собираешься делать в связи с этим?
Я смотрю ей в глаза, затягиваюсь «Проклятием» и выпускаю дым.
— Я отправлюсь в «Макс Овердрайв» и найду мюзикл «Сестёр Эндрюс». Затем поеду в отель, поставлю его и буду пить остаток дня.
Я встаю, чтобы уйти, но Видок хватает меня за руку. Может, он и выглядит старым, но он больше века тренировал свои мышцы. Его хватка подобна клешне подъёмника на автосвалке.
— Дай мне папку, — говорит он Джулии.
Сола достаёт из сумки на ремне, которую поставила на стойку, бежевый конверт из обёрточной бумаги.
Видок подталкивает меня к стойке и достаёт что-то из папки. Это фотография подростка в школьной форме. Возможно, снимок на выпускном. Он улыбается в камеру. Ровные белые зубы и растрёпанные каштановые волосы под шапочкой выпускника. Он выглядит как парень, который был капитаном команды по лёгкой атлетике. Я его ненавижу. Здоровый, счастливый, популярный качок. Мой естественный враг в школе. С другой стороны, он не из тех, кого я бы выбрал для кадрили с демонами.
— Это мальчик, которого мы обсуждаем. Его зовут Хантер. Ему девятнадцать. Столько же, как было тебе, когда тебя утащили в ад. Скажи мне, Джимми, тот опыт сделал твою жизнь лучше? Мне так не кажется. Ты собираешься уйти и дать тому, что случилось с тобой, случиться с этим мальчиком? — говорит Видок.
У меня в горле кислота. В башке водоворот гнева и страха, когда девятнадцатилетний парень, которого я похоронил у себя в голове в темноте под половицами, гораздо глубже, чем ангела, начинает выбираться туда, где я не могу не смотреть на него. Абсолютный вьетнамский флешбэк[44], и я чувствую то, что не знал, что всё ещё могу чувствовать. Сухие хрупкие руки выскальзывают из-под пола в доме Мейсона, хватают меня и тащат в Даунтаун. Ощущение падения. Впечатываюсь в покрытый кровью и дерьмом переулок в Пандемониуме. Пытаюсь прояснить голову и сфокусироваться, когда на меня обрушиваются тысячи новых запахов, звуков и вечно сумеречное небо. Затем медленное осознание того, где я, и ликующие взгляды на лицах адовцев.
Я швыряю фото обратно на стойку.
Когда я лежал там на улице ада, у меня появилось странное ощущение, словно что-то первобытное и жизненно важное внутри меня треснуло, и всё, чем я был или вообще мог быть — имя, надежды, Элис, вся моя нелепая жизнь — пожухло и развалилось, как гнилой фрукт. Когда это случилось, внутри меня не осталось ничего, кроме оцепенелой безнадёжности трупа. Не так уж много, чтобы строить новую жизнь, но это было всё, что у меня осталось, когда я понял, что адовцы не собираются убивать меня сразу. Возможно, именно поэтому мне так легко убивать, и вот почему я прячусь над магазином в одной комнате с покойником с тех пор, как выбрался из ада. От меня осталось слишком мало для чего-либо ещё.
Я бросаю окурок в чашку Солы.
— Мне не нравится, когда мной манипулируют. Ты облажалась. Сама всё и исправляй.
Я встаю и выхожу.
Я перехожу на другую сторону улицы, где темнее, и я могу спрятать глаза от солнца. Кэнди практически нагоняет меня через полквартала.
— Подожди, пожалуйста, — говорит она.
Я продолжаю идти. Она догоняет и идёт рядом со мной.
— Я отправила Видока в клинику и велела ему пригласить Аллегру на завтрак. Хочешь позавтракать со мной?
— Вот зачем Видок подкупил тебя? Я тот засранец, что уходит, а ты тот ангел, который должен привести меня обратно.
— Конечно. Это работает?
— Что-то не заметно.
На углу она встаёт передо мной.
— Давай. Просто позавтракай со мной. Нам не нужно говорить ни о чём таком.
— Спасибо, нет.
— Зачем тебе нужно всё усложнять? Давай что-нибудь сделаем. Только мы. Мы поцеловались той ночью в «Авиле», и с тех пор каждый раз, когда мы пытались узнать друг друга получше, был какой-то пиздец. Но сейчас мы здесь, и мне не нужно спасать Дока, а тебе не нужно спасать мир. Можем мы просто попробовать хотя бы час вести себя как обычные люди?
— Я считал, что именно потому, что мы не обычные люди, мы поладили. Солидарность монстров.
Она кладёт руку мне на грудь.
— Тогда мы можем притвориться. Парочка волков, кушающих черничные вафли среди овец.
— Оставь себе вафли. Мне нужен жир, чтобы избавиться от похмелья. Много бекона или ветчины. Может быть, стейк из жареной курицы.
— Всё, что угодно.
Я отступаю от неё на шаг.
— Давай кое-что проясним. Ты больше никогда не играешь в подобные игры и не лжёшь мне. Ни в чём.
Она кивает.