Последний цветок занял своё место в гирлянде и Мэй завязала нитку. Перед глазами пролетали года, прожитые вместе с Джоном, те счастливые и не очень дни, когда они вновь и вновь доказывали друг другу свою любовь.
Детей у них не было, всему виной оказалась перенесённая Джоном в детстве болезнь, однако они были друг у друга и этого было достаточно.
Джон до самой пенсии проработал в университете, а Мэй танцевала, пока у неё не начались проблемы с ногами. Но и тогда она не оставила хулу, а перебралась работать в одну из танцевальных школ. Она учила девочек и девушек языку танца и была всё так же счастлива.
Но потом пришлось оставить и эту работу, которая в какой-то момент стала казаться непомерно тяжёлой.
А когда они с Джоном поняли, что даже быт стал даваться им всё труднее, они сделали выбор и перебрались жить в дом престарелых "Долина Солнца", расположенный на другой стороне Оаху, их сбережений как раз хватило для вселения. Радушный, вежливый персонал, удобные комнаты и вкусная еда, да ещё и вместе, они снова были счастливы.
Однако и эта часть жизни не была долгой и безоблачной. У Мэй были проблемы с ногами и суставами, а Джон, который был старше на пять лет, сначала ни на что не жаловался, кроме всё ухудшающегося зрения. А потом он начал забывать. Сначала всякие мелочи, вроде того, что было на завтрак и с кем он уже здоровался. Потом имена медсестер и приятелей. Однажды он забыл, где находится столовая.
А спустя год после появления симптомов он впервые не узнал Мэй. Для неё это был настоящий удар, человек, с которым была прожита целая жизнь, смотрел на неё и не узнавал, не помнил её имени и тех лет, что они прожили вместе.
Дверь в комнату открылась, заставив Мэй вздрогнуть.
— А вот и завтрак, — радостно возвестила Кани. — Вы закончили?
— Да. — Мэй показала на лей, лежащий на столе.
— Какая красота! Он чудесный. — Девушка поставила на стол поднос. — Как вы и просили — лёгкий завтрак. Чай, кекс с панданом и немного манго.
— Спасибо, Кани, ты просто чудо.
— Вы пока ешьте, а я всё подготовлю. — Кани достала из пакета, в котором были цветы, венок на голову и четыре зелёных браслета, сделанные из листьев гибискуса. Потом она перешла к шкафу и принялась за чехол для одежды.
Наблюдая за ней, Мэй взяла с тарелки кусочек кекса, который благодаря соку плода пандана был нежно-зеленого цвета. Кани принялась раскладывать наряд на постели, беря каждый предмет одежды аккуратно и с осторожностью, словно боясь помять.
Сегодня пятидесятая годовщина её свадьбы с Джоном, а он даже не знает об этом. Он уже давно перестал узнавать собственную жену. Мэй отложила кекс, в горле встал комок. Ей вспомнился тот ужасный день, когда Джона перевели в другое отделение. Для стариков с деменцией. Он больше не понимал, где находится, не мог найти туалет и столовую, а Мэй была не способна позаботиться о нём из-за больных ног. Теперь он жил в соседнем корпусе, где за ним и другими пациентами следили обученные медсестры и врачи, и где Мэй теперь тоже проводила большую часть времени, не желая надолго оставлять мужа одного и надеясь, что он однажды вспомнит её и как прежде ласково назовёт по имени.
Кани закончила с одеждой и взялась за оставшийся пакетик с мелкими плюмериями. Она ловко вдела нить в иглу и принялась закреплять цветы на браслетах, а потом и веночке. Спрятавшиеся в зелени красные огоньки смотрелись великолепно и Мэй улыбнулась. Она не знала, удастся ли сегодня её затея, но, по крайней мере, этот день вернул её на много лет назад, порадовав приятными воспоминаниями.
Наконец они начали процесс облачения. Мэй сняла халат и ночную рубашку и с затаенным восторгом посмотрела на принесенную Кани одежду. Почти тот же наряд, что и пятьдесят лет назад. Белый топ, на этот раз с плечиками, и юбка-пау, тоже белая, но с крупными красными цветами, густо разбросанными по подолу. Ткань на ощупь была мягкая и нежная, а прорисовка цветов просто поражала своей достоверностью. Словно только что сорванные с куста плюмерии, каждая жилка, тычинка и неровно упавшая тень изображены точно это фотография, а не рисунок на ткани. Топ был совершенно простой, без рисунка или вышивки, что было логично для костюма танцовщицы хулы — главным украшением всегда является лей, а верх должен быть самым простым.
Кани помогла Мэй надеть сначала юбку, а затем и топ, осторожно расправила все складки, и сделала шаг назад.
— Боже, миссис Ларсон, вы просто красотка! Вам так идёт этот цвет.
Мэй медленно подошла к открытой дверце шкафа, к висящему на ней зеркалу. Оттуда на неё смотрела старуха. Седые волосы, морщинистая шея, дряблая кожа, пигментные пятна на слишком открытых руках. Она помнила, как выглядела в этой одежде в молодости. Какие у неё были волосы, золотистая кожа, блестящие глаза, осанка. Ничего не осталось от той прежней Мэйлеа Киханы, которую она помнила, так отчего же она расчитывает, что её узнает Джон, если сама не может себя узнать?
Окончательно её добил взгляд на ноги. Прямо из-под юбки выглядывали тощие конечности, туго обтянутые белыми компрессионными гольфами, да ещё и в синих тапочках.
Мэй молча отступила от зеркала, добралась до кровати и с гримасой боли уселась на неё. В глазах горели слёзы, из груди рвался крик. Ну зачем она всё это задумала? На кого она похожа в этом наряде? Просто нелепая старуха в ярких тряпках, не понятно сразу, то ли это жалкая пародия, то ли насмешка.
Слёзы побежали по щекам.
— Миссис Ларсон, вы чего? — всполошилась Кани. — Что-то не так?
— Всё не так, Кани. Я просто смешна, — ответила Мэй, спрятав лицо в ладонях. — О чём я только думала? Это такая глупая затея, я просто идиотка.
— Но... Миссис Ларсон, вы же делаете это для мистера Ларсона, так? — девушка присела рядом.
— Да, но когда я последний раз надевала такой наряд, я была молода и красива. Как ты. А сейчас я старуха.
— Но мистер Ларсон любил, любит, вас и сейчас. Он любит вас любой, разве нет?
— Я не знаю, он меня даже не узнаёт. А в этом, — Мэй окинула себя взглядом, — и подавно не узнает.
— Откуда вы знаете? Он видел вас и в костюме танцовщицы, и в халате. Но это всегда были вы. И раньше и сейчас. Вы не изменились для него за один день, так?
— Наверное, — Мэй посмотрела на Кани заплаканными глазами.
— Так почему бы ему не узнать вас? Вы сами говорили, что в ту ночь, первого мая, запали ему в душу окончательно. Сейчас на вас почти такой же наряд. С чего вы решили, что выглядите плохо?
— Я старая.
— Может и так, но это не значит не красивая! Просто вы помните себя другой, а я видела вас только такой, и считаю, что вы красивы. У вас такая же фигура, как раньше, волосы такие же мягкие, пусть и седые. Тем более, мы ещё не надели венок, браслеты и лей. Давайте посмотрим, как костюм будет выглядеть полностью?
Кани разговаривала с ней, как с ребёнком, Мэй это понимала, но чувствовала, что успокаивается. Ладно, можно попробовать.