Во весь опор поскакали калмыки к тому холму.
На дыбы взвивая коней,
В путь они пускаются к ней.
Каждый мнит, что всех он сильней,
Всех красивее, всех стройней.
Каждого из прочих умней,
Что его, мол, дело — верней!
Пляшут кони, крупом вертя.
Скачут женихи-калмык
и,
Скачут они, шутки шутя,
Ус калмыцкий лихо крутя.
«Спесь мы ей собьем!» — говоря,—
«Мы ее возьмем!» — говоря,
Сто без десяти калмык
ов
Едут, об одном говоря:
«Раз она согласье дает,
Пусть уже сама изберет,
Кто из нас в мужья подойдет.
Если же не сможет решить,—
Будем сообща с нею жить!..»
Всем им дорога Ай-Барчин:
Зубы — жемчуга у Барчин,
Юная сайга Ай-Барчин,
Полумесяц — серьга у Барчин,—
Ликом полнолунья нежней,
Станом — кипариса стройней,
А глаза — газельи у ней!..
На холме веселье у ней:
С нею для забав и услуг
Сорок неразлучных подруг —
Дружен их девический круг,
Сладок их привольный досуг.
Розами цветут на холме,
Соловьями поют на холме
При своей Барчин-госпоже.
Рядом с Ай-Барчин Ай-Суксур…
Так они сидят-говорят,—
На дорогу падает взгляд,—
По дороге кони пылят.
Калмык
ик нам едут, ой-бой!
Девушки растеряны все,
Ай-Барчин — нема и слепа.
Подъезжает батыров толпа,—
В девушке уверены все,
Свататься намерены все.
«Вот как смущена!» — говорят,—
«Значит, рада она!» — говорят,—
«Выбор остановит на ком?» —
Каждый от нее без ума,
Каждый из батыров тайком
Видит себя в счастьи таком.
Пусть она решает сама!
А Барчин, слепа и нема,
Перед юрт
ою сидя, молчит,
Словно их не видя, молчит…
Калмык
инадеются: «Хоп!»
Скажет, разумеется, «хоп!»
Выберет кого-то из нас,—
Подождем — узнаем сейчас.
Щуря молодечески глаз,
Ст
атью богатырской хвалясь,
Сто без десяти калмык
ов,
Сто без десяти женихов,
Ездят перед ней напоказ,
Ездя, скалят зубы они…
Чт
окрасавице их удальство,
Их насильственное сватовство,—
Все равно ей не любы они:
Неотесаны, грубы они!
Попусту шатаются тут,
От нее решения ждут —
Сердца Барчин-ай не поймут,
Бедного сердечка Барчин!
А она, тут сидя, молчит,
Словно их не видя — молчит,
Гордая узбечка Барчин…
До полудня горделиво в седлах покачиваясь, проезжали перед Барчин калмыцкие батыры — красовались перед нею, думая: «От нее самой слово изойдет».
Много раз так проехавшись мимо нее, словно на смотру перед скачками, самый сильный из девяноста батыров — Кокальдаш-батыр сказал ей:
— Уж не думаешь ли ты в дураках нас оставить? Или так и будем тут разъезжать до вечерней зари? Отвечай: за одного из нас выйдешь или за всех?
Эти слова услыхав, сказала Барчин такое слово:
— Вот, что вам сказать хотят мои уста:
Силой взять меня — напрасная мечта.
Поскорей в свои вернулись бы места.
Силой взять меня осмельтесь, калмык
и!
Ехали б своей дорогой, дураки!
Силой захотели взять Барчин-аим?
Мой совет — езжайте вы путем своим!
Не для вас расцвел такой, как я, тюльпан!
Я обручена — и мне другой желан:
Милый мой в стране Байсун-Конграт — султан,
Имя — Хакимбек, — он тоже пахлаван!
Силой взять меня, — э, руки коротки!
Ехали б своей дорогой, калмык
и!
Вертитесь напрасно предо мною здесь.
Разве к Алпамышу не домчится весть?
Разве на коня он побоится сесть?
Хуже киямата будет его месть,—
Никому из вас голов тогда не снесть!
Незачем ко мне с бахвальством дерзким лезть!
Ехали б назад, покуда кони есть!
Коль хотите знать — я в силе вам равна.
Только никому из вас я не жена!
Кружитесь вы тут, как вороны, глупцы,—
Прочь на все четыре стороны, глупцы!..
Тогда Кокальдаш-батыр сказал: — Узбекская девушка очень горда! Э, Кокаман, сойди-ка со своего коня, притащи узбечку сюда! — Кокаман с коня слез, привязал его к бельдову юрты, вошел в нее вслед за Барчин. Девушки ее — служанки, перепуганные, сбились все в переднем углу. Смущенная Барчин, тревогу скрывая, смотрела в сторону. Кокаман-батыр схватил ее за косы — и к порогу потащил. Барчин неожиданно повернулась лицом к насильнику — и вытянула обе руки: одной рукой за ворот схватила она Кокамана, другой — за кушак его уцепилась, — и во мгновение — огромного батыра на воздух подняла и навзничь на землю бросила, левым коленом своим сразу на грудь ему став. Лежит Кокаман, девичьим каленом к земле придавленный, а изо рта и из носа у него — прыск-прыск — кровь так и течет! А Кокальдаш тем временем к остальным батырам обращается:
— Что там с Кокаманом, посмотрите! Давно бы ему выйти пера!
Подъехал один из батыров, — с коня не слезая, в юрту заглянул, увидел, в каком положении Кокаман.
— Узбечка задавила Кокамана! — крикнул он в ужасе. Восемьдесят девять батыров сразу с коней пососкакивали. Барчин увидала, что они, рассвирепев, все к юрте бросились. Узнала она самого сильного из них — Кокальдаша: был под ним буланый иноходец, а на голове носил он золотую джигу — знак своего старшинства батырского.
Золотую джигу на нем увидав, узнав, что он самый могучий батыр калмыцкий, такое слово всем батырам сказала Барчин:
— Ярко-бирюзовый мой халат на мне!
Можно ль не болеть душой в чужой стране?
На коне буланом, с золотой джигой,
Скачет мой желанный, бек мой дорогой.
Месяцев на шесть прошу отсрочку дать!
Растерялась я, сгорая от стыда.
Привела меня к вам, калмык
ам, беда!
Я здесь — чужестранка, вы здесь — господа, —
Месяцев на шесть прошу отсрочку дать:
Стану я с народом дело обсуждать,
На дорогу глядя, суженого ждать, —
Может быть, приедет милый Алпамыш.
Неприезд его смогу судьбой считать, —
Одному из вас женой смогу я стать.
Месяцев на шесть прошу отсрочку дать:
Яблочком сушеным стала с виду я, —
Слово говорю вам не в обиду я:
Сколько вас, батыров? Сто без десяти!
Я — в неволе здесь, вы у себя — в чести, —
В этом положеньи как себя вести?
Кто могуч, тот может слабого спасти.
Ведь не год прошу, а месяцев шести!
Каждому из вас я говорю: «Прости!»…
Думают батыры: «Хороши слова!»
Камень отвалили с их души слова.
Так их завлекла узбечка в свой силок —
Туго затянула хитрый узелок.
Говорят батыры: — Срок не так далек!..
Кто таким глазам противиться бы мог?!
Кокальдаш-батыр подумал: