За размышлениями я не заметил, как мы оказались в Приозерске. Я уже был здесь когда-то, и все, что запомнилось с той поры, – несколько длинных извилистых улиц, одноэтажные домики, рукотворный ставок, поглотивший русло речушки Роставица, и большая гоголевская лужа перед недостроенным административным зданием, в которой деловито бродили жирные злые гуси.
На перекрестке свернули налево, к одноэтажному домику на холме, – то была прокуратура района.
«Ну вот, Евгений Николаевич, ваше хозяйство, – обратился к самому себе я – на «вы» и с почтением. – Не бог весть что, однако же…»
С черного хода торжественная процессия проследовала в мой будущий кабинет – через коридор и крохотную канцелярию. По пути из распахнутых дверей высовывались и исчезали какие-то лица, в канцелярии от пишущей машинки поднялась секретарь-машинистка и проводила входящих темными, округлившимися от волнения глазами. Ускользая от ее всполошенных глаз, я увел взгляд ей за спину, на окно, и мимоходом разглядел внутренний дворик и какую-то женщину, полощущую в ведре тряпку у водопроводного крана.
«Техничка», – механически определил я и тотчас о ней забыл.
В кабинете за письменным столом сидел худой, сморщенный, смуглый человек, цветом кожи напоминавший обгоревшего на солнце пирата-испанца из какого-то голливудского кинофильма.
– С приездом! – сказал он, подчеркнуто округляя слова с буквой «о», и стал боком выбираться из-за стола, как если бы освобождал занятое на время место. – Добрый день, Богдан Васильевич! – раскланялся он с Мартынчуком, затем по очереди подал сухую узкую ладонь Чукову и мне.
– Все готово, Ильенко? – не обращая внимания на освобожденное для него место, спросил Мартынчук. – В администрацию сообщили?
– Лично уведомлял. Но сегодня сессия райсовета, на ней докладчиком – председатель. Так что накладка вышла. Но первый заместитель на месте.
– Звоните заместителю, – свел густые брови к переносице областной и стал оглядывать кабинет, на глазах мрачнея и покрываясь красными пятнами.
«Не нравится ему здесь, – сообразил я, следуя за взыскующим взглядом Богдана Васильевича. – В самом деле, какое-то все убогое: стены обшарпаны, плафон под потолком треснул, выключатель болтается на шнурке. Впрочем, там, откуда я прибыл, здание не намного лучше. Чего хмурится зря? Ах да, не встретили, сессия!..»
Тут кто-то привалился ко мне животом, – и неслышно подобравшийся со спины Чуков мягкой лапкой помял мне локоть, затем взглядом указал на раздолбанный выключатель:
– Отремонтируй. И вообще, сделай-ка тут ремонт. Видишь, сердится, – незаметно кивнул в сторону Богдана Васильевича. – А ты возьми и сделай.
Я молча послал Чукова туда, где ему самое место быть, – и тут Ильенко положил на рычаг трубку телефона и сказал, что в администрации ждут нас.
– Подождут! – раздраженно отмахнулся Мартынчук и велел собрать в кабинете коллектив.
Лицо у него было красное, сердитое, и я невольно подумал: вот как его разобрало! Верно, гипертоник – иначе с чего бы ему краснеть? Но чувство собственного достоинства, особенно в общении с администрацией, надобно у него перенять.
Через несколько минут коллектив выстроился полукругом подле двери. «Знатный коллектив, – не удержался я от улыбки, – пять человек, не считая меня». Пока Мартынчук говорил то, что положено в таких случаях говорить, я каждого из них обвел взглядом и, признаться, был озадачен: как сработаюсь с людьми, у которых такие странные, постные, недовольные лица?
Помощник прокурора Леонид Юрьевич Саранчук, здоровенный, как лось, детина с нервными бегающими глазами, – судя по всему, взрывной и несдержанный, – был представлен первым. Глянув на меня свысока, он косо и дерзко ухмыльнулся каким-то своим, потаенным мыслям, точно всем своим видом хотел показать: не на того нарвался, дружок, я сам по себе!