– И как долго я смогу работать? – градоначальник продолжал терзаться сомнениями.
– Без нареканий – будете работать, пока не появится администрация, избранная народом.
– Так я и был избран народом… – герр Шварцен облизнул пересохшие губы. – У нас выборы проходят в два этапа, раз в четыре года…
– Не морочьте мне голову, – отмахнулся Гордин. – Знаем мы прекрасно, что такое выборы в буржуазных государствах. Ступайте, трудитесь на благо города. И проследите, чтобы вашу дочь мы долго не искали – она может понадобиться. Не волнуйтесь, рядом с нами она в безопасности. Пригласите, если не трудно, вашего первого секретаря.
Герр Шварцен колобком выкатился из кабинета. «Последить бы за ним», – подумал Гордин, гипнотизируя закрывшуюся дверь.
Лица сменялись, как стекла в калейдоскопе. Они были разные, но объединяло их одно – страх. Не самые трусливые все же вышли на работу. Но все, что их обуревало, читалось как с листа. Возможно, это чей-то страх был несколько преувеличен.
Первый секретарь Максимилиан Шмидт был менее упитан, чем бургомистр, и выше ростом – видно, что не голодал. Он утирал блестящую лысину, с щенячьей преданностью смотрел майору в глаза. Да, он заместитель герра Шварцена, можно сказать, его правая рука, придавлен грузом ответственности за судьбы города, ежедневно и еженощно думает о том, как бы этот город не загнулся… Да, он общался с господином Альбером, но исключительно по работе – человек был неприятный, состоял в НСДАП – «а вы сами, господин военный, знаете, что это такое».
Все эти «соловьи» пели одну и ту же песню: ничего не знали, ни в чем не участвовали, нацистскую власть тихо недолюбливали, но открыто бунтовать не могли, поскольку разговор у нацистов с подобной публикой короткий.
– Мы гражданские люди, господин офицер, – уверял первый секретарь, – сугубо гражданские и ни в чем порочном не участвовали.
В городе работало гестапо, и любое инакомыслие, мягко говоря, не приветствовалось. Шмидт занимался торговыми поставками, тесно сотрудничал с депутатами ратуши в вопросах городского бюджета, решал вопросы жилого фонда и строительства. При новой власти, если будет позволено, готов заниматься тем же – без саботажа, без страха и упрека, и вообще, у него большая семья, больные дети, супруга с нездоровыми почками…
Тему секретных объектов в пределах городской черты эти господа тщательно обходили. Делали удивленные лица, бормотали, что ни о чем подобном не слышали.
Господин Арнольд Эггер вел себя спокойнее, сохранял подобие выдержки. Но вытянутое бледное лицо говорило за себя: отпустите, господа, дайте умереть спокойно! Он был долговязый, сутулый, с лица не сходила скорбная библейская мина. Да, он занимается городскими коммуникациями, понимает в вентиляции, канализации и водопроводе, знает, как построить дорогу. Но господам из СС и СД он ничего не строил, разве что изредка выдавал разрешения на возведение того или иного объекта, но это чистая формальность – разве господам из СС и СД требуется чье-то разрешение? У них свои специалисты, свои эксперты – та же строительная организация Тодда, способная возвести любой объект в сжатые сроки и без всяких нареканий от заказчика. Нет, он сейчас не помнит, на какие объекты магистрат выдавал разрешения, – это было давно. Но можно посмотреть, поднять старую документацию. Уж будьте любезны, господин Эггер, посмотрите, если не хотите проблем с советской контрразведкой. И не позднее завтрашнего утра представьте полный отчет…
В этот момент выдержка господина Эггера отказала – он начал проявлять признаки волнения. Лицо осталось тем же, но ладони вспотели, он украдкой вытирал их о штаны, невпопад тряс головой. Да, он все понял, завтра же вся документация будет готова и предоставлена новым властям…
Госпожа Лаура Штейнер, в отличие от прежних господ, выглядела прилично, даже улыбалась. Но улыбка ее была неестественной и замороженной. Ей было не больше сорока, широкая в кости, но вполне женственная, со всеми положенными формами. Правильное лицо, светлые глаза, белокурые волосы волнистыми каскадами стекали на плечи. В какой-то момент Гордин подумал, что женщина строит ему глазки. Это было невероятно – умирать от страха и одновременно заигрывать! Чиновница сидела с прямой спиной, скромно сложив руки на коленях, и отчитывалась, как школьница перед директором.
– У вас прекрасное знание немецкого языка, господин майор, – похвалила дама. – А вы точно… русский?