Я попрощался со всеми, кивнул даже Кайрату Айдыновичу, хотя он мне был противен.
— Дай бог еще свидимся, — ответил Михаил Андреевич за всех. — Удачи тебе, альпинист! И новых вершин! Только на этот раз чур не падать!
— Ну что, как себя чувствуешь? — спросила мать, встретив у порога больницы.
— Нормально, — ответил я, вглядываясь в первое, еще не такое теплое апрельское небо.
— Тогда пошли на остановку.
— На остановку? — не понял я.
— А что же, на такси что ли? — буркнула мать, сурово глянув на меня.
Мы прошли через улицу, встали на остановке. Я все это время смотрел на дорогу, с удивлением отмечая то, что поток машин минимальный. Казалось, что автомобилей вообще нет, хотя они, конечно же, были и ехали по своим делам — новенькие красные и синие «жигули», похожие на угрюмых жуков и также жужжащие «запорожцы», парочка «волг», несколько автобусов «Юность». И никаких пафосных иномарок, из которых бьет музыка, сотрясая округу и потроха.
К остановке подъехал белый «ЛАЗ» с красными полосами по борту. Мы забрались внутрь, сели на места. Автобус зарычал и поехал прочь.
Всю дорогу до дома я пялился в окно. Никакой пестрящей из каждого угла назойливой рекламы и баннеров, никаких мониторов с надписями и брендами. Строгость и минимализм, ровные ряды новостроек, да молодые деревца, посаженные вдоль дороги.
И лишь на девятиэтажке, почти на самой крыше, виднелась надпись: «Красный октябрь». И на другой, напротив, «СЛАВА ВЕЛИКОМУ СОВЕТСКОМУ НАРОДУ».
Не сразу я понял, что так притянуло мой взгляд. И лишь когда мы вырулили на другую улицу, сообразил, в чем дело. Теснота. Ее тут нет. В моем городе моего времени она была повсюду. Пробки, потоки, движение, спешка. Тесные рядки машин, текущие узкими колеями вперед, такие же узкие потоки людей, множество людей, бегущих по делам. Все в сотках, все с какими-то стаканчиками с кофе и шаурмой, словно дома нет времени позавтракать, все на бегу, вся жизнь.
Тут же ничего этого не было. Машин мало, люди тоже не ходят — время десять часов, все на работе.
Мы вышли на нужной остановке, двинули к дому. Я шел чуть позади матери, потому что не представлял, куда направляться.
Двор был таким же просторным. По центру стояла детская площадка, на ней сваренная из труб ракета, деревянная песочница, лавочка, на которой сидело два старичка, один клевал носом над газетой, второй держал в руках коробку с домино. У дальней стороны площадки виднелись свежепосаженные саженцы тополей.
Мы подошли к одной из девятиэтажек. Эта была так называемая «брежневка», видимо одна из первых. В доме имелся лифт и мусоропровод. Считай, элитное жилье.
Поднялись мы на седьмой этаж.
Квартира улучшенной планировки.
«Трешка», — понял я, заходя внутрь.
И вновь волна ностальгии захлестнула меня. В зале я увидел диван, парочку кресел, журнальный столик, на котором лежало несколько журналов «Вокруг света». У одной стены располагалась финская стенка, уже не новая, видимо перекупленная у кого-то. За стеклами стенки виднелась хрустальная посуда. Другую стену закрывал ковер. На потолке — люстра каскадом.
— Кушать хочешь? — спросила мать.
Я покачал головой.
— Тогда отдыхай. А я побежала. Отпросилась у Константина Ивановича на обед, чтобы тебя встретить. Теперь возвращаться пора. В холодильнике найдешь что перекусить. Все, пока, до вечера! Я убежала!
И ушла, оставив меня одного в абсолютно незнакомой мне квартире.
Сначала я чувствовал себя словно не своей тарелке. Словно вор какой-то. Потом постепенно обосновался. Осмотрел богатую библиотеку, в основном труды Ленина. Потом зашел в кухню. Не сдержался, заглянул в холодильник. Кастрюля с супом, сковородка с недоеденной яичницей, маленький кусочек «докторской» колбасы, килька, полбанки соленых помидоров.
Потом перешел в комнату. Как оказалась, она была моей, Здесь я остановился надолго, решил изучить ее внимательней, чтобы лучше узнать того, в чьем теле я оказался.
Парень увлекался спортом, ходил в кружок путешественников, о чем говорили множественные вырезки из журнала «Вокруг света» на тематику гор и альпинизма — в основном картинки. На полочке плотными рядками стояли книги, исторические и фантастика. На самой верхней полке лежал самый настоящий ледоруб. Я осторожно взял его, примерился. В руке он лежал уверенно, как влито, из чего я сделал вывод, что он определенно принадлежит парню.
Я вернулся в зал, сел у журнального столика. Начал от нечего делать листать один из журналов «Вокруг света». И на третьей странице остановился. Меня словно прошибло током. Там, на черно-белой зернистой фотографии, была запечатлена гора.