Беон, высокий и крепкий, возможно, смог бы дать какой-никакой отпор чужаку, если б тот не выбил из старика дыхание первым же неожиданным ударом. Беон согнулся пополам - и вторым ударом с левой руки в висок незнакомец оглушил его. Беон мешком осел на землю.
Мужики из толпы бросились на помощь; но тщетно. Печнику Вакиру повезло: великан просто поставил ему подножку, отчего тот пропахал три шага лицом по земле. Старого же кровельщика он обхватил ручищей за поясницу и швырнул в толпу. Люди попадали, как деревянные чурки.
- Не обижайте мастера. Джибанд не даст обидеть мастера. - Великан развел руки в стороны и широко расставил ноги.
За его спиной вдруг гулко грохнуло.
На крыльце Беонова дома двоюродная сестра и племянница Беона вдвоем держали опертое на перила старое ружье, один раз уже сыгравшее свою несчастливую роль; должно быть, после истории с сестрами Шинкви Беон достал его и хранил заряженным. Начищенный ствол чуть дымил. Выстрел попал в цель, но крови не было: только пыльное облачко клубилось у прорехи в куртке - а великан даже не оглянулся.
Бабы с испугу не удержали ружья, и оно, перевалившись через перила, упало на землю.
- Не обижайте мастера. Или Джибанд вас сломает, - пригрозил великан нелепым плаксивым тоном. За его спиной "мастер" избивал лежащего на земле Беона, безмолвно и страшно, нанося удары без расчета и смысла, будто не мстил человеку за оскорбление, а отводил душу на подвернувшемся под руку соломенном пугале.
- Не иначе доспех мудреный на нем... Солдаты все ж, не иначе... - Шепот прокатился по толпе, в которой никто больше не решался прийти Беону на помощь. Даже прибежавший на шум Киан-Лесоруб остановился в растеряности.
- И говор не нашенский. Неприятель... Солдаты...
"Нет! Не доспехи. Не солдаты... Хуже. Они... Он..."
Если б Деян и решился сейчас же предупредить людей, он все равно бы не смог выдавить из себя ни слова: горло будто одеревенело, не давая ни вздохнуть, ни выдохнуть. А если б даже и смог - все равно он не знал, что говорить, как объяснить. Как назвать тот кошмар, что открылся его внутреннему взору.
Рассказы мальчишек об отломанных пальцах, настойчивые расспросы про развалины у скалы, чудной говор и вид - все эти мелочи сложились в его голове воедино за мгновение до того, как чужак ударил Беона. Эту чудовищную гримасу гнева, сминающую лицо, будто пересохшую глину, Деян в прошлом представлял себе сотни раз, потому сразу узнал ее - и, как бы того ни желал, не мог ни на миг усомниться в своей догадке.
К бедам, свалившимся на Спокоище, добавилась новая, невероятная, невозможная, - но она одна могла оказаться хуже всех прочих. Во дворе стояла огромная колдовская кукла, а за ее спиной избивал старосту явившийся - из глубины веков, из небылиц старой Вильмы, из ниоткуда! - древний мастер-чародей. "Голем".
То, что скала не разрушилась полностью, а только потеряла в ночь пару-тройку камней; то, что настоящий Голем ничем, кроме выражения лица, не походил на воплощение Мрака, какое в детстве представлял себе Деян; плаксивый бас великана, просившего "не обижать мастера", - все это только еще больше нагоняло ужаса. В сказках боролись Добро и Зло, Герои и Злодеи, а Господин Великий Судия приводил сказки к справедливому концу: на то они и сказки... В действительности же существовала только беззащитная, загодя потерявшая всех хороших бойцов Орыжь - и разъяренный чародей, желающий знать, что случилось с его давным-давно сгинувшим домом. Требующий ответов.
"Да ты сам его и разрушил!" - было немыслимо сказать что-то подобное, глядя в его почерневшие от гнева глаза.
Безумен был Голем или нет, действительно ли сам он когда-то обратил замок в руины или же сказки привирали, - так или иначе, за подобное предположение он мог сделать что-то намного худшее, чем проделывал сейчас с Беоном за простое оскорбление. Да он что угодно с кем угодно сделать мог - дай только повод!
Деяну было что сказать про "замок" - и потому больше всего на свете хотелось исчезнуть с глаз чародея, немедля оказаться от него как можно дальше. Но он не мог двинуться, не мог даже сесть обратно на колоду, чтобы стать менее заметным, -только хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
- Так останови его, мастера своего! Охолонись, безбожник, насмерть ведь зашибешь! - пронзительно завопила вдруг Солша. Оттолкнула сыновей в толпу, бросилась вперед и, с необычайным проворством поднырнув под руку великана, повисла у чародея на спине.