Необычная интонация, возглас или еще что-то: он и сам не понял, - но, насторожившись, присмотрелся к Джибанду...
Занеся руку над камнем, великан прищурился и чуть отвернулся. Прежде он так не делал.
«К чему ему?»
Деян нахмурился. Не могли осколки повредить неживому лицу, но теперь неуязвимый гигант повел себя как человек из плоти и крови, привыкший беречься.
«И умел со своими созданиями душами меняться...» - пронеслись в памяти слова старой Вильмы.
Чародей вернулся и теперь тайком наблюдал за людьми глазами своей куклы; он не мог не догадаться, отчего возникла такая «игра».
«Господи, храни этих дураков на крыше!»
Деян незаметно толкнул Эльму, пытаясь предупредить. Вряд ли она поняла, в чем дело, но подобралась, насторожившись.
«Бах!»
Камень Джибанд-чародей расколотил куда с меньшей ловкостью, чем Джибанд-кукла. Но расколотил.
- Браво! Еще! - продолжали выкрикивать не подозревавшие об опасности орыжцы. Великан сел на пятки и уставился на зрителей, переводя взгляд с одного на другого. Выкрики стихли: теперь уже все почувствовали неладное.
Эльма обворожительно улыбнулась великану:
- Спасибо за работу, господин Джибанд. Теперь есть чем ямы на проезде заровнять.
Тот сморгнул с такой неподдельной растерянностью на лице, что Деян едва не рассмеялся, но тут великан взглянул на него, и сразу стало совсем не до смеха.
Взгляд Джибанда-чародея пронизывал насквозь, и взгляд этот был очень недобрым.
«Он не может... не может знать, что я знаю, если я только сам себя не выдам. Мрак, да ведь это я выдумал эту глупость насчет игры! - Деян вцепился в лавку. Чародей все не отводил взгляда. - Но этого он тоже знать не должен! Да чего ему от меня надо, Господи?!» В груди жгло, накатывавший волнами ужас отдавался болезненной слабостью в кишках. Перед тем, как Джибанд-чародей все-таки отвернулся, грубое лицо его на миг скривилось в странной гримасе; больше всего это напоминало брезгливую ухмылку.
«Он прав. Жалкое зрелище, - Деян наклонился вперед и замер не дыша, в надежде, что скрутивший внутренности спазм ослабнет. По лицу градом катился пот. - Господи, пусть этот древний выродок уберется отсюда, хотя бы ненадолго!»
Смилостивился ли Господь, или же чародей нашел для своей куклы лучшую работенку, - но великан встал, смерил напоследок взглядом застывшего у кромки крыши Киана и ушел со двора, так и не проронив ни слова.
На этот раз он не исчез: огромная фигура Джибанда еще долго мелькала среди домов.
- Вот ведь... Послал Господь силушку дураку! - Старуха, приходившаяся двоюродной сестрой Беону, восхищенно поцокала языком, разглядывая кучу битого камня. - Ты-то, болезный, поди, и киркой так бы не смог. - Она с упреком взглянула на старшего сына, высокого и худого мужика, всегда ходившего с понуро склоненной головой, как будто длинные седые усы тянули ее вниз.
- Куда уж мне, да не больно-то и надо, - промычал он в ответ. - Пойдем домой, мать. Вечереет ужо. Утро вечера мудренее.
- К утру, небось, эти вернутся, да, небось, не одни. А мож и раньше. Надо б запасец хоть какой припрятать, - заметил кто-то из мужчин.
- А мож не вернутся.
- На кой им возвращаться? До тракта далече, а добра у нас кот наплакал.
- Теперь-то, небось, волковских стращать пошли?
- Дык вроде нет, в другую сторону.
- Дык это они для отводу глаз!
Заорала жена печника, требуя от мужа немедленно - «чего встал, олух!» - спуститься с крыши и отнести до двора мешок щебня, «пока соседушки все не растащили»: то, что муж едва держится на ногах, ее ничуть не заботило. Из-за дома, пошатываясь, вышел Киан и скрылся за калиткой, так зыркнув на бросившуюся его поддержать дочь, что та, потупив взгляд, поплелась следом в десяти шагах от него.
«Ловко», - с горечью подумал Деян. Чародей, случайно или с умыслом, оставил село без вожаков. С волковчанами, с их постоянными «сходами» и несчетным числом старост, так бы не вышло; но в Орыжи, где последние двадцать лет всем заправлял Беон с ближайшими друзьями...
Люди, точно всполошенные куры, кудахтали каждый о своем и беспокоились каждый о себе, безо всякого порядка.
- И что им коровник тот в лесу дался? Мой Валек покойный, земля ему пухом, три дня там с дружками дневал-ночевал, клад выискивал, да так ни одной монеты и не нашел, только инструмент зря затупили.
- Дык про развалины - это они для отводу расспрашивали, чтоб нас запутать, значит.
- Ты не серчай, но Валек твой, мир его праху, тот еще был ходок. Наврал он тебе, небось, про клад с три короба. А сам с дружками в Волковке баб тискал.
- Как там дед Беон-то?
- Живой. Но крепко ему досталось, нескоро встанет, ох, дай ему Господь здоровья...