Чародей застонал. Деян привычным жестом, как не раз проделывал с Шалфаной Догжон, обхватил ладонью его затылок, приподнял голову и поднес кружку к губам. Кисло-горький запах ударил в ноздри: чародей приоткрыл глаза и попытался оттолкнуть кружку подбородком.
Деян выругался. Он сомневался, что чародей сейчас хоть как-то соображает, - но ужас перед пищей застрял в его больном сознании крепче некуда.
- Пей! - Деян повысил голос, вспоминая, как чародей когда-то заставил подчиниться превосходящих числом орыжцев. - Давай, ну?!
Тот захрипел, пытаясь отвернуться. Деян легко удержал его.
- Пей, сукин ты сын! - Деян наклонил кружку. - Пей или умрешь!
Вряд ли чародей подчинился угрозе: просто кончились силы сопротивляться - и Деян постепенно влил варево в рот.
- Вот так бы сразу. - Он отпустил чародея. - Безо всяких...
Деян осекся; ему вдруг стало стыдно. Чародей смотрел из-под полуприкрытых век с бессильным ужасом.
- Ну, будет! Успокойся.- Деян присел на корточки у изголовья. - Ты меня слышишь? Господин Ригич... Рибен, - он с трудом припомнил имя чародея. - Я не хочу причинить тебе вред. Этим у нас детей лечат... Понимаешь? Но если станет хуже - я не оставлю тебя мучиться, - заставил себя произнести Деян. - Обещаю.
Чародей тяжело дышал, беззвучно шевеля губами.
Погасла закрепленная между камней лучина. Деян, морщась от боли в спине, встал, разжег ее заново и снова поставил котелок греться над углями.
- II -
Днем монотонный рокот ливня заглушал все лесные звуки. Ночью, когда буря улеглась, через волоконные оконца слышно было, как тут и там капает вода, как скрипят деревья. Хижина неплохо держала тепло, но отчего-то стыли пальцы; в капели с крыши чудились шаги.
На лавке сбивчиво дышал чародей.
Еще дважды Деян сумел влить ему в рот по несколько глотков целебной жижи, но никак нельзя было понять, есть ли в том польза и возможно ли вообще удержать жизнь в ослабленном немыслимым колдовством теле.
Измотанный ожиданием, Деян вновь провалился в полудрему и вновь подскочил с криком: теперь примерещилось, как чернобородый хозяин хижины душит спящую женщину.
Деян придвинулся к очагу, отогрел руки, и снова незаметно подкрался сон: безликий чернобородый был весел, блестел начищенный ружейный ствол. Чернобородый ударил прикладом женщину на лавке, хохотнул, нагнувшись к ней: у женщины оказалось круглое лицо Солши Свирки с зияющей раной на месте рта.
- Мрак небесный!
Деян ударил кулаком по стене, разгоняя сонную одурь. За испугом последовало облегчение, за облегчением - стыд. Пусть то был лишь кошмар; и все же он оказался рад - рад! - увидеть изувеченным одно знакомое лицо, потому как страшился увидеть на его месте другое.
«Господь всемогущий! Вот до чего дошло. До чего я дошел».
Деян прошелся по хижине, сел обратно к очагу, обхватив голову руками. От стен пахло древесной гнилью; запах напоминал об Орыжи - старый дом Химжичей давно пора было перестраивать. Сна больше не было ни в одном глазу, но явь причиняла не меньшие муки.
«Как там все... Эльма. Зачем ты так со мной, за что? Что я сделал, в чем ошибся? Исправить нельзя - так хотя бы понять... Да ерунда это все, морок! Обошлось бы. Храни тебя Господь, Серая. И девчонок, и всех. Пусть Терош за вами присмотрит. Пусть присмотрит...»
- Закрой глаза, Джибанд! Пожалуйста! - Деян, подойдя, похлопал великана по плечу, но тот, конечно, не отреагировал на просьбу. Деян поборол искушение набросить ему на лицо какую-нибудь тряпку. Джибанд и так «следил» за хижиной невидящим взглядом: завязать ему глаза - значило только еще больше нагнать жути... Оставалась ли у него еще надежда очнуться от забытья?
- Безумие какое-то.
Деян вернулся к очагу, снова подвесил котелок над углями. Много лет - с тех пор, как несмышленым мальчишкой пытался сбежать к большаку, - он не оставался по-настоящему один: всегда где-нибудь рядом - не дома, так на соседском дворе - находился кто-то, с кем можно было перекинуться парой слов, у кого попросить совета, помощи...
- Брехня: ни у кого я ничего не просил, гордость не позволяла. Сами мне все предлагали. - Деян помешал варево, отгоняя мысль о том, что вряд ли чародей еще может глотать. - И зачем? Дураку все не впрок.
В памяти было не найти защиты и приюта; говорить вслух с самим собой оказалось еще хуже, чем молчать. Деян понял, что невольно придвинулся ближе к лавке, где лежал чародей. В лесных шумах за бревенчатыми стенами таилась неизвестная опасность, от великана веяло потусторонней жутью - тогда как Голем, несмотря ни на что, был человеком. Единственным живым человеком на много верст вокруг.