Чародей молчал; взгляд его был рассеян, будто он и не слушал вовсе.
- По глазам видать - ни шиша ты не понимаешь! - Деян ударил ладонью по столу. - У вас, князей, одни войны и подати на уме, иного дела до людей у вас нет... Не для тебя одного - для всех для вас мы со скотиной вровень. Если нечего с человека взять - его и нет будто. Не так, скажешь? А?! Голем!
- Странные слова для того, кто всю жизнь прожил в глуши. Как ты о мире судишь: по россказням вашего священника? По сказкам, что мамка на ночь рассказывала? Так и в то, что солнце на небесной колеснице возят, поверить можно! - В голосе чародея не было насмешки. - Правители разные бывают. Одни - на убой гонят, другие - людей берегут и голову ради них сложить готовы. Не наговаривай на всех скопом.
- По тому и сужу, что за все прошлые годы в глаза никого из вашего высокородного племени не видел, - зло сказал Деян. Упрек чародея был справедлив, но признавать этого не хотелось. - У нас нужда - днем с огнем вас не сыскать, а у вас до нас хоть какая появляется надобность - так вы тут как тут. Так подумать, людям вовсе без правителей лучше жилось бы: никакого проку - одни беды от вас...
- Вот оно что! Узнаю любимого конька профессора Вуковского. - Чародей усмехнулся. - Было дело, спорили мы с ним. Может, и жилось бы - если б были люди мудрей. А пока получается, что с дурным правителем жить худо, но без него - и того хуже. Каждый на себя кусок тянет, и общее дело от того рушится. Даже в вашей глуши - и то вы какое-никакое управление сами себе сообразили: старосту ведь над вами не король ставил? Нет. И сам же ты меня упрекал, что я ему, болтуну и провокатору, ребра поломал: дескать, без него вы - точно дети малые без отцовского пригляда остались. Было такое, или меня память обманывает?
Деян вспомнил Волковку с ее семью «как бы старостами», криками и драками на общинных сходах. В Орыжи Беона никто правителем не считал, но власти у него над селом поболее было, чем у короля за тысячу верст от Спокоища, - в этом чародей не ошибся...
Мысли путались, голову ломило от усталости. Он уже не мог в точности припомнить, с чего начал этот бесполезный спор, и не хотел его продолжать.
- Эта гостеприимная, как ты ее назвал, «хибара»... Рядом с ней что, какие-то могилы? - Чародей тоже захотел переменить тему. - Дрянное место. Смертью тянет.
- Есть, по-видимому, могила. И кости под стеной разбросаны.
- Какие кости? - сразу насторожился чародей.
- Обычные, - со вздохом сказал Деян. - Чуть поодаль - собачьи, под навесом у стены - человечьи. Кости как кости. Не начинай опять про всяких немертвых; и без разговоров этих тошно.
Голем неодобрительно покачал головой:
- Но...
- Восстановишь силы - сам с ними и разбирайся, если охота, - перебил Деян. - А я больше обо всей этой колдовской мерзости слышать не желаю. Хватит! - Он резко поднялся из-за стола, но на миг потерял равновесие: пришлось опереться на край.
Голем взглянул обеспокоенно:
- Отдохни. Не ровен час, сам свалишься.
- Без твоих советов обойдусь, - буркнул Деян.
Нужно было еще умудриться сплести из нарезанного полосами тряпья и заготовленных утром прутьев хоть сколь-либо прочные снегоступы: дело было привычное, но с таким дурным материалом и в почти полной темноте, ощупью, работать прежде не приходилось; отдыхать же он не мог и не хотел.
В Орыжи говорили: работа руками дает передышку голове; для него это оказалось не вполне верно - слишком въелась привычка пережевывать без конца мысли... Но все же, пока он был хоть чем-то занят, быстрее шло время, жизнь будто бы двигалась вперед, а не топталась на месте; проще было терпеть сложившееся дурацкое положение.
- II -
Ночь прошла беспокойно. Расстроенные чувства были тому виной или что-то иное, но Деян постоянно просыпался, будто от толчка, а после подолгу не мог заснуть; потому рассвет он приветствовал с облегчением.
За ночь еще похолодало, но снегопад утих, выглянуло солнце, и ослепительно белый мир предстал во всей своей красе - сверкающий, прекрасный, жуткий. Ловушки стояли нетронутые: вокруг хижины вились цепочки лисьих следов.
За рубкой и готовкой утренние часы пролетели незаметно.
К полудню Деян отряхнул изъеденный насекомыми полушубок, срезал слишком тесные рукава, но выкидывать не стал: проткнул их вдоль краев и стянул куском тонкой веревки - получилось что-то наподобие шапки. Остатки полушубка натянул поверх куртки.
«Пугало огородное».
Он усмехнулся, попытавшись представить, как выглядит со стороны.