Арина взглянула с недоверием и недоумением.
- Я дал себе однажды обещание: выживу - вернусь и наведу там порядок, подправлю, что обветшало, - объяснил он. - Знахарке, что жизнь мне спасла, хоть имя на камне выбью. Мертвых должно хоронить как подобает. Обещания должно выполнять.
- Петер как-то обмолвился, что помнит тебя совсем ребенком, - задумчиво сказала Арина. - Но из вас двоих ты почему-то кажешься старше. Не из-за седины: тут другое что-то...
Деян пожал плечами; затем нерешительно спросил:
- У тебя с братом ведь будет все хорошо? Вечность назад мне казалось, вы с ним не очень ладите.
- Наша с ним вражда крепче любой дружбы. - Она едва заметно улыбнулась. - Это началось с тех самых пор, как он впервые взял меня на руки, а я как раз тогда испачкала пеленки.
Деян против воли рассмеялся.
- Побеспокойся лучше о себе и о Петере, - добавила Арина. - Надумаете вернуться - двери моего дома всегда открыты: и для него, и для тебя, Деян. Пусть мы с тобой и ладили... не всегда хорошо. Но я помню, как ты отыскал на улице моего бедного отца, как сидел с ним и со мной; и все остальное... У тебя в последнее время нехороший вид. Береги себя, ладно?
- Спасибо тебе за все; и твоему брату; и отцу. - Деян напряженно уставился в камин; ему хотелось думать, что глаза сейчас слезятся только от жара и красно-рыжих переливов разгоревшихся углей. - Я тоже помню. И буду помнить.
- Пусть дорога будет доброй, - прошептала Арина, протягивая ему платок.
«Пусть дорога будет доброй», - сказал комендант города полковник Румнер Барвев, подписывая им увольнительные.
«Пусть дорога будет доброй», - сказал на прощание капитан Алек Броджеб.
А потом они уехали.
- XII -
Броджеб правдами и неправдами нашел им место в большом торговом караване, шедшем через множество маленьких городков; за дополнительную плату и охрану караванщики охотно брались перевозить военные грузы и пассажиров. Совместный путь с двумя десятками тяжелых фургонов, то вязнувших в грязи, то ломавшихся, был долог, труден и скучен, - но, насколько возможно, безопасен. Самым существенным происшествием за все тридцать дней пути оказались дважды подбиравшиеся к костру волки, которых солдаты из охраны оба раза легко отогнали выстрелами.
Около городка Кайрак караван направился дальше на юг, к переправе, а Деян и Петер, выкупив пару лошадей, свернули на дорогу поменьше: от Кайрака до поворота на Спокоище оставалось всего-то без малого пятьдесят верст пути.
Когда поворот показался впереди - оба они узнали прогалину старой дороги сразу, хоть и видели ее нечасто, - уже начинало смеркаться, но еще возможно было разглядеть на земле комья лошадиного навоза и отпечатки сапог и колес, уходящие в лес по расчищенной тропе.
Петер спешился, тронул землю ладонью: следы в сумерках казались призрачными - но были, без сомнения, самыми настоящими. Они вели по большей части только в одном направлении и оставлены были много дней назад: сильных дождей давно не шло - глинозем схватился крепко.
- Что это значит? - резко спросил Петер, выпрямившись. - Ты можешь объяснить? Деян?
Не в силах выдавить из себя ни звука, Деян мотнул головой. Он вспомнил, как уходил из дома в «большой мир» по похожей цепочке следов, - и от подступившей к горлу дурноты едва не свалился с седла; пришлось обеими руками вцепиться в лошадиную гриву.
- Поехали дальше, и все увидим сами, - сказал он, когда самообладание вновь вернулось к нему. - Чем раньше узнаем - тем лучше.
Они углубились в лес; расчищенная дорога тянулась через него, как уродливый шрам, но путь все равно оставался непрост. Поблизости выли волки.
- Если твой конь поломает на корнях ноги или издохнет от усталости, мы окажемся в незавидном положении, - заметил Петер.
- Мы и так в незавидном положении, - мрачно сказал Деян. Наездником он за время жизни в Ханруме и пути к Кайраку сделался сносным, но, даже снова сменив трость на удобный костыль, ходоком мог считаться хорошим разве что среди одноногих. Осторожность требовала остановиться и развести огонь. Когда совсем стемнело, так и пришлось сделать.
Они расседлали лошадей; разбили лагерь.
- А помнишь, как мы... - немного обогревшись у костра, начал Петер - и замолчал с выражением беспомощности и отчаяния на лице.
- Я тоже помню, - мягко сказал Деян. - Не начинай.
Быть может, когда-то они - и Эльма, и Петерова Малуха с ними - жгли костер на этом самом месте. Но то пламя навсегда погасло: сколько ни вороши уголь воспоминаний - тепла и света было не вернуть.
Деян отхлебнул из купленного в Кайраке бурдюка крепкого яблочного сидра и привалился спиной к ели.