– Ну… – Деян задумался. Он не видел причины врать Альбуту, но не был уверен, что сам знает правдивый ответ.
– Ну?..
– Непростой вопрос, Ранко, – сдался Деян. – По правде, он в свои злоключения меня против воли втянул, не спрашивая. Я злился на него по-черному, даже убить думал попытаться. А потом подостыл… Начал его немного понимать. Почувствовал благодарность, что ли. Как-никак, он дважды мне жизнь спас. По справедливости, я перед ним в долгу. Да и просто…
Как назвать это «просто», в котором множество всего смешалось, Деян так и не придумал, но капитан и не стал допытываться.
– Против воли втянул, говоришь? – спросил он вместо этого. – Ну, а ты ему зачем?
– Сам не могу взять в толк. – Деян пожал плечами. – Пожалуй что, я ему вместо козленка.
– То есть? – Капитан нахмурился. – Не понимаю.
– Когда еще мать с отцом живы были, через четыре дома от нас жила тетка одна – Лекой ее звали, – сказал Деян. – Раз, пока она у родни в Волковке ночевала, случился большой пожар. Счастье наше – огонь не на нас, в другую сторону пошел; я сам ничего того не помню, но мать рассказывала. Шесть домов сгорело, люди – кто спастись успел, а кто нет. У Леки семья большая была, и вся погибла: старики, видно, сразу угорели, муж с испугу без детей выбежал, потом обратно метнулся, брат за ним – да так назад и не выбрался никто, крыша обвалилась. Всего добра уцелело – один козленок, который на чужом дворе был. У Леки перед пожаром коза от хвори какой-то внутренней издохла, а козленок – совсем маленький еще – с виду здоровый был, ну его к чужой кормящей скотине и отнесли, авось примет; вот и остался он, и выжил. К зиме всем миром жилье погорельцам отстроили, отгоревали. А Лека козленка своего подросшего забрала и с тех пор стала с ним дружбу водить: в непогоду в дом брала, разговаривала с ним, как с человеком; то братцем звала, то сынком.
– Помешалась что ль? – недоуменно спросил капитан.
– Нет, она в своем уме была, не подумай: понимала, что к чему, что козел – скотина бессловесная, неблагодарная. Но все чувство, что родне, мужу да сыновьям раньше шло, козленку тому отдавала, чтоб с горя не убиться. А потом в привычку вошло… Сватались к ней мужики – да она всем от ворот поворот давала. Потом она со всей скотиной церемониться начала. Кроме коз и коровы, еще два десятка свиней у нее было; расплодились – поросят резать жалела. Жили в тесноте и грязи, вонь от них стояла – на три двора; как померла старуха, соседи всех забили: надоело уж очень. Но перед самой смертью она молодняк выгнала в лес, к кабанам; потомки до сих пор, может, бегают. А я смотрю на Голема, на себя – и вспоминаю Леку и ее козла, – с натянутой улыбкой закончил Деян.
Капитан недоверчиво хмыкнул.
– Ты бы себя видел давеча со стороны! Ага, позволил бы он тебе глотку драть, если б за козленка держал. Как же!
– Да мне вот думается – в том-то и беда, что позволил, – со вздохом сказал Деян. – Совсем дошел человек… Не к моей выгоде переубеждать тебя, Ранко, но, по-моему, твоя темная лошадка хромает на все четыре ноги.
– Лучше уж хромая лошадь, чем пешком ковылять, – отмахнулся капитан.
«Что-то в нем есть странное, – подумал Деян. – Даже очень».
Капитан подлил себе вина.
– Все, кого я встречал последние дни, рады были бы бежать от войны, – сказал Деян. – Ну, кроме Голема: он, понятно, не в счет. Даже твой сержант вчера боялся, что его отправят с нами назад. И остальные твои люди недовольны: я слышал утром, как они между собой говорили. Оно понятно – дело опасное… Но ты – ты будто бы и рад! Снова возвращаю тебе твой вопрос, капитан Альбут: что не так с тобой?
– Сказал же: сплю и вижу, как поджарю бергичевским ублюдкам пятки! – Капитан хищно оскалился.
Деян пожал плечами: «Не хочешь – не говори».
Разговор надолго прервался.
– VII –
Спустившийся вниз Джибанд о чем-то толковал в дальнем углу залы с помятого вида мужчиной в линялой красной шапке; Деян узнал в нем давешнего музыканта и прислушался – но великан наконец-то научился говорить тихо. Капитан, проследив за взглядом Деяна, тоже неодобрительно пробурчал что-то себе под нос.
Джибанд не удостоил их вниманием, но его собеседник, заметив к себе интерес, стянул шапку и отвесил шутовской поклон.
– Что это еще за хрен? – вполголоса спросил Деян.
Капитан скривился:
– Бард бродячий. Из тех, что ошиваются с маркитантами: вроде блох, только хуже… Этого хмыря вроде Выржеком звать. Не первый раз мне на глаза попадается!
Все вился вокруг и сюда увязался за Ритшофом, к Андрию пытался подобраться, а теперь вон твоими дружками занялся. Как пить дать, шпионит или для Бергича, или для Круга чародеев, волки их сожри: делать это их общество ничего полезного не делает, но суются господа колдуны всюду; и пока между собой собачатся, пакостят всем подряд помаленьку… Может, он и сам колдунишка мелкий, этот Выржек. Подвесить бы его за ноги и тряхнуть хорошенько – сразу бы все выложил! Жаль, повода нет. Ваш-то третий… – капитан взглянул вопросительно.
– Джеб Ригич, – подсказал Деян.
– А! Господин Джеб что в нем нашел?
Деян пожал плечами:
– Понятия не имею. Вообще он музыку любит, Рибен упоминал. А этот Выржек, ты сказал, бард. Может, поэтому…
– Может, – согласился капитан. – Бард он недурный.
Деян вздохнул украдкой о тех временах, когда для него, воспитанного на сказках матери и Сумасшедшей Вильмы, бродячий музыкант был бродячим музыкантом, фигурой безобидной и романтической, – и никем больше.
«Может, правда – колдун?» – Он заставил себя приглядеться к Джибандову собеседнику повнимательнее, всмотрелся в вытянутое, со скошенным подбородком и кривым горбатым носом лицо. Одет тот был не богато, но не бедно, лет ему могло быть чуть за тридцать, но могло и под пятьдесят. Эта неопределенность чем-то роднила его с Големом.
Деян поморщился. Бард – или не просто бард? Выржек определенно ему не нравился; но для Джибанда это вряд ли стало бы аргументом. Потому приходилось надеяться, что повзрослевший и набравшийся опыта великан сам сумеет не вляпаться в неприятности.
Капитан вдруг подался вперед:
– Вопрос за вопрос, а, Деян?
Деян кивнул, невольно чуть отодвинувшись в сторону. Что-то в голосе Альбута заставило его насторожиться.
– Марима болтает, ты вчера с ней назвался Хемризом.
– Марима… – как завороженный, повторил за Альбутом Деян. Мгновением позже он сообразил, что Марима, должно быть, настоящее имя «Цветы»; но остальное яснее не стало.
Капитан ждал.
– Ну да, было такое, – растерянно сказал Деян. – А что?
– Почему?
– Первое, что в голову пришло.
Капитан ждал.
– Я встречал в прошлом человека с таким прозвищем, – добавил Деян. «А еще у меня его нога», – но этого Альбуту знать точно не следовало. Хотя вряд ли бы он поверил.
– Что же это был за человек? – с деланным безразличием спросил капитан.
– Дрянь был человек. – Деян прямо взглянул Альбуту в глаза, рассудив, что, чем бы ни был вызван капитанский интерес, врать мало смысла. – Дезертир и убийца. Встреча, на мое счастье, у нас получилась короткая. Но запоминающаяся. Он с приятелями пришел с оружием в руках в дом, где я жил. Грабить, насиловать и убивать.
– И?..
«Почему же тогда ты до сих пор жив?» – читалось в капитанских глазах.
– Думаю, в конце концов Хемриз убил бы и меня, и мою подругу, даже и того парня, что привел его к нам. Но вернулся Рибен и пальцами проткнул ему череп. – Эту подробность Деян посчитал не лишней – на случай, если капитан задумывает выкинуть какую-нибудь глупость.
Но тот долго молчал о чем-то одному ему известном, а затем откинулся назад, заметно расслабившись.
– Понятно. Видно, так Господь рассудил, – с неожиданной хрипотцой в голосе сказал он. Прокашлялся, отхлебнул вина. – Какая жизнь, такой и конец. Повезло тебе, что твой чародей не лыком шит. Хемриз был парень лихой: замучились бы старухи ваши мертвых хоронить.