Пока все трое ели торопливо и жадно, Джибанд стоял рядом, поглядывая по сторонам. Голем принялся насвистывать. Деян чувствовал, что тот пытается успокоить людей каким-то колдовством.
Один из мужчин, обедавших кониной, внимательно посмотрел вдруг на болезненного вида женщину с младенцем на руках. Ее большая семья – бабки, сестры, старшие дети, дядья и братья или чьи-то мужья – непрерывно ссорилась между собой, не переставая при этом пожирать мясо глазами.
– Эй, ты, с сосунком! Да, да, ты… Да не боись, не трону. – Мужчина подманил женщину к костру, отрезал часть своего куска, насадил на палку и протянул ей. – На, жуй. А вы руки к ейному не тяните! – Он грозно зыркнул из-под кустистых бровей на всполошившуюся родню и махнул для верности ножом. – Вы, бесы, себя сами накормите, а ей еще дите кормить надобно.
Двое товарищей взглянули на него удивленно; он, пожав плечами, снова принялся за еду.
Было ли это мимолетным проявлением доброты или всего лишь страха перед «служивыми», Деян не мог судить; но надеялся на первое.
За все время, что они провели на поляне, его так никто и не заметил, чему он был рад. Может, он и оказался бы лучшим переговорщиком, чем Голем, но предстать перед этим множеством незнакомых людей ему пока было нелегко даже в мыслях. Неприветливое многообразие большого мира угнетало; нужно было сперва привыкнуть.
– Я правильно сделал, мастер? – спросил Джибанд, когда они вновь вышли на тракт и поляна скрылась из виду.
– Никто не знает, будет от этого лучше или хуже, Джеб, – ответил Голем. – Но, наверное, правильно, – добавил он чуть погодя.
– А тот человек, он говорил правду, мастер? Про то, как заживо жгут и на колья садят.
Голем оглянулся назад. Затем сказал со вздохом:
– Пес его знает… Надеюсь, что нет. Люди бегут, сам видишь, но – это многим может быть выгодно, а заморочить и запугать до полусмерти таких вот бедняг, которые уже сами себя запугали, не сложно. В войну самые нелепые слухи плодятся, как крысы.
– Да это ж просто брехня, – сказал Деян. – Терош говорил, среди бергичевцев много иноверцев, но кровавых расправ не упоминал; уж об этом он бы непременно рассказал, когда костерил «еретиков поганых».
– Я б тоже сказал, что брехня, но про те же ужасы я слышал от твоего беглого приятеля, – с видимой неохотой произнес Голем. – Он сам замученных не видел, но клялся, что знает тех, кто видел… И еще кое-что странное было в его рассказах.
– Что же?
– Среди убитых, что попадались ему на глаза, было нескольких мускулистых, покрытых шерстью уродов, кое-как замотанных в тряпки цветов Бергича. В войсках Вимила ходят слухи, что барон нанял на службу каких-то «воинов из Мрака», получудовищ-полулюдей. Я бы что угодно поставил на то, что ваш Кенек перетрусил и принял за чудовищ каких-нибудь заросших волосами силачей, если б не одно «но»: эти странные мертвецы, как он их описывает, один в один походят на урбоабов.
– Урбоабы – это те дикари, что в твое время досаждали всем набегами из-за моря?! – изумился Деян.
– Да, – кивнул Голем. – Они самые. Урбоабы на службе у алракьерских аристократов, да еще рядом с большими наемными отрядами хавбагов, – а про них твой приятель тоже рассказывал, – это выше моего понимания, Деян. Но потрошеные мертвецы… Очень похоже: урбоабы ворожат на внутренностях, а тела при этом набивают травой и зашивают, чтобы сбить с толку чужеземных духов, которым не по нраву такая ворожба. Если дикари действительно разгуливают по Алракьеру, я готов поверить, что творятся еще и не такие ужасы. Но вряд ли этих ублюдков много: иначе только о них и было бы разговоры. Несколько отрядов для устрашения, не больше.
– Вот уж утешил. – Деян подавил внезапно вспыхнувшие желание осенить себя защитным знамением.
– Сам рад – дальше некуда. – Голем скривился, как от зубной боли – Насчет себя я пока не уверен, но мир сошел с ума, определенно. Урбоабы на Алракьере, в сотне верст от побережья! Какие еще меня ждут сюрпризы?!
– III –
В город вошли под вечер следующего дня.
Небо затянуло тучами, и оттого, казалось, сумерки наступили раньше обычного. С севера приближалась гроза. Что-то было в порывах холодного ветра неестественное, неправильное, и Деян почти не удивился, когда Голем, потянув носом, коротко сказал:
– Чары.
– Для чего?
– Это и здесь – ни для чего. Остаточное явление: облака сами собой не разойдутся. – Голем посмотрел в небо. – А на сыром поле одна молния уложит полста человек. Гроза в умелых руках – серьезное оружие.
Деян тоже посмотрел на облака.
– Есть хоть что-нибудь, что вы не используете как оружие?
– Овсяная каша.
– Овсяная каша?..
– Сам подумай: какое из нее оружие? – усмехнулся Голем. – Идем.
Бессчетное число раз, слушая рассказы Тероша Хадема, Деян пытался представить себе, как выглядят города в большом мире. Его воображению рисовалось нечто огромное и величественное, с широкими улицами и каменными дворцами вроде тех, что изображались на картинках, изредка попадавших в Орыжь. Но городок Нелов оказался совсем не таков: шумный, грязный, тесный, с лепящимися друг к другу деревянными домишками, похожими на сараи. Весь пропахший лошадиным навозом, нечистотами, прогорклым дымом от жженого масла и еще Господь знает чем…
Многие жители покинули Нелов, но многие и остались. Большой паники не было – во всяком случае такой, какую Деян ожидал увидеть после рассказа старика с дороги; но, по-видимому, к слухам горожане относились недоверчиво. Они ожидали бергичевцев так же, как орыжцы – подступающее ненастье: пока одни суетились, подвязывая в огороде деревья или укрепляя крыши, другие занимались обычными делами, надеясь на Господа и авось; так и в Нелове: половина лавок и кабаков – Деян отличал их по вывескам с нелепыми названиями – стояла заколоченная или разграбленная, но другая половина работала как ни в чем ни бывало.
Ров перед невысокими деревянными укреплениями и земляным валом походил на большую сточную канаву и вонял так же. У ворот на входе в город стояло два десятка солдат и офицеров, но заняты они были тем, что обирали выезжающих и досматривали возы в поисках еды и выпивки, которыми можно было бы немедленно поживиться. Как следовало из разговоров солдат на тракте, кормили в армии короля Вимила очень скудно, а жалованья не платили с весны.
Дисциплина находилась в совершеннейшем упадке, а другой власти, кроме военных, говорили, в Нелове вовсе больше не было: мэр, местная знать и чиновники сбежали, едва запахло порохом, а то раньше. Когда Голем на вопрос Джибанда стал объяснять, что бунтовщики до сих пор не заняли плохо защищенный город только потому, что не хотят распылять силы, Деян мысленно согласился с бароном Бергичем: это место не стоило хлопот.
– Что дальше? – спросил Деян после того, как они с Големом перешли окруженную несуразными домишками площадь: кучи мусора и несколько уцелевших дощатых прилавков напоминали о том, что еще недавно на ней располагался рынок. – Хорошо бы убраться отсюда поскорее; ни еды, ни крепкой крыши над головой мы тут все одно не найдем.
Денег у чародея не было, города он не знал и видок имел, словно распоследний бродяга; однако его это мало беспокоило.
– Ты прав: с такими, как мы, грязными оборванцами иметь дело никто не станет, – согласился он. – Кроме таких же грязных оборванцев. Но какой из этого вывод?
– Какой?
– Перво-наперво нам придется перестать быть грязными оборванцами.
– Ну, допустим, дождь пройдет – отмоет, – хмыкнул Деян. – Но дальше что? Ваша княжеская милость собирается ограбить какого-нибудь богатого бедолагу? Но они все уже разбежались: и тут неудача.
– Не говори ерунду! – искренне возмутился Голем. – Молчи, стой в сторонке и смотри.
– Да зачем нам терять здесь время? Твоего… гроссмейстера ен’Гарбдада в этой дыре не найдешь; сам говорил, он с войсками Бергича поджидает.
– И просто так нас туда на пушечный выстрел не подпустят: придется прорываться либо силой, либо хитростью, либо раздобыть какой-никакой пропуск. Кому как, но, по мне, последнее предпочтительней – такой уж я кровожадный бес, – хмыкнул Голем и тут же помрачнел. – По правде, Деян, прежде чем говорить с Венжаром, я хотел бы узнать, что вообще происходит. Он большой хитрец: на словах у него всему найдется объяснение. Но… В общем, лучше сперва отыскать еще кого-нибудь сведущего и разузнать, что к чему, – заключил он, не закончив фразы.