– Я тебя не понимаю.
– Знаешь, как обычно проходит суд?
– Нет, – буркнул Деян, раздосадованный тем, что потерял нить разговора, так и не сказав главного. – При чем тут вообще это?
– Военный суд строг и скор на расправу; но в мирной жизни иначе. Кроме обвиняемого и судей есть обвинитель – прокурор. И есть защитник – адвокат; они изучают обстоятельства дела и выставляют их перед судом в выгодном для обвинения или защиты свете. Я не верю в Высший Суд, которым твой друг-священник стращал меня, Деян; я сам себе судья и сам себе обвинитель. Но своими попытками уязвить меня ты нечаянно оказал мне большую услугу. Обыкновенно твои нападки были, по правде, слишком наивны, но чувство, которое ты в них вкладывал, задевало меня за живое... Сделавшись моим прокурором, ты отнял эту роль у меня самого и вынудил выступать самому себе адвокатом. Лишь на время, но этого оказалось достаточно, чтобы удержаться на краю. Прими мою благодарность за то, за что желаешь извиниться; если бы не это, я…
Чародей замолчал надолго. Затем произнес нарочито по-деловому:
– Достаточно на сегодня разговоров. Давай лучше спать.
И так ясно видна была в эти мгновения прошедшая через все его существо трещина, в которую Варк Ритшоф и Ян Бервен накануне забили новые клинья, что Деян так и не сумел заставить себя сказать то, что собирался.
«Завтра. Скажу с утра; невелика разница. Чего зря сон портить?» – в молчании он провел чародея до кровати, пожелал тому доброй ночи, вернулся в свой угол, затушил свечу и повалился на пахнущее сыростью одеяло. Глаза после бессонной ночи и тяжелого дня слипались, но сон не шел; в темноте под сомкнутыми веками все несся и несся из ниоткуда в никуда серо-белый снег.
И, сколько бы Деян ни ворочался в холодной сырой постели, – снег падал все время в одном направлении.
– XI –
Утром, когда Голем растолкал его, Деян едва смог разлепить веки.
– Я дал бы тебе отоспаться, но тут появилось одно дело, – извиняющимся тоном сказал Голем; вид он имел по-прежнему потрепанный, но держался на ногах без посторонней помощи.
– Да ничего… – Деян, зевнув, неохотно выбрался из-под одеяла и сел. Солнце поднялось уже довольно высоко. У окна стояла Харрана, с безразличным видом глядя на улицу.
Что-то еще непривычное было в этом утре, но спросонок никак не удавалось ухватить, что.
Отчаянно зевая, Деян заставил себя встать, плеснул в лицо воды из таза на столе, еще раз осмотрелся – и лишь тогда понял, что показалось странным. В комнате было слишком много места, потому как в ней отсутствовал Джибанд.
– А где Джеб? – спросил Деян, натягивая куртку. – Ждет внизу?
– Надо думать, уже где-то на полпути к переправе, – сказал Голем. – Он уехал ночью.
Глава четвертая. Что однажды записано
– I –
– Как так – Джеб уехал? – тупо переспросил Деян. – Совсем?
– Вместе с тем музыкантом, Выржеком, и его приятелями, – буднично пояснил Голем. – Ты крепко спал, и Джеб не стал тебя будить. Он сожалеет, что не попрощался с тобой как следует, и просил передать извинения.
– Но он бы никуда не ушел без твоего позволения! – воскликнул Деян.
– Я отпустил его.
– Зачем?!
– У Джеба нет причин испытывать на прочность милосердие Венжара ен’Гарбдада: он сделал выбор в пользу жизни и свободы, – сказал Голем. – Кто я такой, чтобы мешать ему в этом?
– Ты…
– Безумец? – невозмутимо подсказал Голем. – Или просто дурак?
– Знаешь, Рибен, иногда очень похоже на то. – Деян тяжело опустился обратно на кровать. Мысли со сна едва ворочались, но чем лучше он осознавал случившееся, тем сильнее ему хотелось проснуться вновь – и чтоб ничего этого не было. – Ты хоть видел, что за тип этот Выржек? Говорят, он музыкантом только прикидывается, а сам из ваших… из колдунов то есть. Шпионит то ли на Бергича, то ли на этот ваш Круг или как его там.
Голем кивнул:
– Да, Джеб понимает это.
– И ты все равно его отпустил!
– Вряд ли господин Выржек более опасный спутник, чем я, – сказал Голем, усаживаясь на табурет. – У Джеба память ребенка, Деян, но разум взрослого чародея. И больше права поступать так, как ему вздумается, чем у меня или у тебя, потому как от рождения этого права он был лишен… Небеса мне в свидетели, я хотел бы задержать его подле себя, но это было бы по отношению к нему огромной несправедливостью. – Он вздохнул. – Очень скоро я начну сожалеть о таком решении. Но это лучшее… это единственный верный мой выбор с тех пор, как я вернулся.
В отсутствии Джибанда он стал как будто выше ростом; но трещина, поразившая самую суть его существа, от этого сделалась только заметнее.
– Ну, положим, подонков тех в Эльмином доме ты тоже не зря перебил, – сказал Деян. «Мне-то что теперь делать?!» – хотелось ему выкрикнуть в лицо Голему, в прямую спину Харраны, в серое небо за тонким стеклом; но кричать было столь же бессмысленно, сколь и пытаться получить ответ от кого-то, кроме себя.
– Это было не решение, но долг, – сказал Голем. – Который я к тому же исполнил скверно.
Пока Деян обдумывал ответ, Харрана напомнила о себе тихим покашливанием. Голем обернулся к ней:
– Простите, я увлекся… – Он встал. – Вернемся к этому разговору потом, если захочешь, Деян. Харрана-абан-хо в качестве платы за свои услуги попросила меня кое о чем, и, раз таково ее желание, я не в праве ей отказать. Но в отсутствии Джеба мне потребуется твоя помощь. Одевайся уже, наконец, и пойдем.
Деян выругался, осознав, что так до сих пор и сидит на кровати босой, в наброшенной на одно плечо куртке, и принялся натягивать стоптанные Хемризовы сапоги.
Стоило накануне озаботиться тем, чтобы сменить их на что получше, но как было обо всем упомнить в творящемся беспорядке?
– Ладно. Идем. – Он поднялся. – Что делать-то?
– Ничего особенного. Постоишь рядом, подашь миску с водой, когда будет нужно, и засвидетельствуешь обряд. Так положено, – пояснил Голем. У двери он задержался, чтобы пропустить Харрану вперед.
Деян, недоумевая, вышел за ними следом. О неожиданном «деле» не хотелось и гадать; но задержке он был рад: она давала возможность хотя бы собраться с мыслями.
В общем зале Голем и Харрана направились к углу, где сидел, развалясь на скамье, капитан Альбут.
– Господин Ригич… Хара. – При их появлении капитан подскочил из-за стола и выпрямился. Спиртным духом от него разило за десять шагов, но больше ничего о ночной попойке не свидетельствовало. Молчание затягивалось; на лице капитана отразилось замешательство. – Что?..
Голем ободряюще кивнул Харране, предоставляя говорить ей. Та медленно, будто нехотя, обошла стол и встала рядом с капитаном.
– Князь Ригич – законный правитель Зареченских земель и Хранитель, Ранко. – Харрана посмотрела на капитана. – Его слово старше слова любого жреца… и он согласен провести брачную церемонию, – сказала она – будто выдохнула. – Только отыщи какого-нибудь сановника с печатью, который до сих пор не сбежал и сможет выдать нам бумагу. Если ты, конечно, не передумал.
– II –
– Я, со своей стороны, сомневаюсь насчет Хранителя, – сказал Голем, – и на канцелярских писарей эта история тоже не произведет впечатления. Но уверен, ружья ваших людей могут послужить для них убедительным аргументом, капитан Альбут. Как по мне, можно было бы им одним и ограничиться, но Харрана-абан-хо зачем-то настаивает на моем участии… И раз мое посредничество кажется ей столь важным, я не вижу причин для отказа: прежде закон предписывал мне по необходимости замещать священнослужителей в случае их отсутствия поблизости. Мне неизвестны доподлинно все факты, но Харрана-абан-хо клянется, что не совершала предательства, за которое была изгнана с родины, и я верю ее клятве: предатель не хранил бы в изгнании верность традициям долгие годы… Я готов скрепить ваш союз перед Небесами так, как это принято на Островах. Если, вы на то согласны, капитан Ранко Альбут – но на вашем месте я бы не отказывался. – Голем чуть заметно улыбнулся капитану.