Никто не поздравлял новобрачных, не улыбался. Довольным выглядел только Лэшворт, предвкушавший, что в самое ближайшее время беспокойные гости наконец-то покинут его постоялый двор.
Деян удрученно вздохнул: это была самая странная и нелепая свадьба, какую он в жизни видел, и дело было не в хавбагском обряде и не в чародее, неумело игравшем роль священнослужителя: просто жениху и невесте не то что жениться – и встречаться в этой жизни не стоило…
– V –
Пока люди капитана паковали тюки с припасами в дорогу и седлали лошадей, сам он ушел куда-то договариваться о транспорте и военном сопровождении для «господина секретаря» и его книг – и для Харраны; Голем отправился вместе с капитаном.
Деян поднялся наверх и принялся тоже собирать пожитки. Он почти не удивился, когда за спиной скрипнула дверь и прошуршали по полу легкие, почти неслышные шаги.
– Госпожа Харрана. – Закончив стягивать одеяло, он обернулся; она остановилась в трех шагах, глядя на него с непонятным весельем в глазах. – Что вам угодно?
Она молчала. Деян, не выдержав, отвел взгляд. Еще ни с кем наедине он не чувствовал себя так неловко, как с этой женщиной.
– Возьмите. – Она поставила рядом с собой на столик прозрачный пузырек. Внутри был десяток зеленовато-бурых шариков. – Это средство способно приглушить любую боль – даже душевную. Но можно не чаще одной дозы в половину дня. Абсхар Дамар знает об этом; но пусть лучше оно будет у вас.
– Спасибо. – Деян забрал пузырек, сунул за пазуху и невольно отступил назад, будто Харрана была дикой кошкой, готовой оцарапать.
– Боитесь? – спросила она с насмешкой.
Деян пожал плечами. Это был не страх, но что-то схожее с ним.
– Надо же. – Она усмехнулась. – Человек, который сопровождает Абсхар Дамара, боится другого человека! И кого? Меня!
– Его я начал понимать… немного. Вас – не понимаю, – зло сказал Деян, рассерженный ее насмешкой. – Зачем? Вы ведь знаете, кто такой Альбут. Так почему же вы здесь? Зачем эта дурацкая свадьба?
– Не злитесь, – снова улыбнулась она. – Я не хотела вас обидеть.
– Для чего же тогда пришли?
– Отдать лекарство… и поговорить. – Она села на краешек кровати, в это мгновение и впрямь напоминая дворовую кошку, пробравшуюся в дом, замерзшую и бесконечно уставшую от беспрестанной борьбы за жизнь. – Часто я сама себя не понимаю; а невысказанные слова давят. Знали бы вы, как напугали меня утром…
– Я заметил. Ладно. – Деян чувствовал, как его раздражение тает. – Так зачем вам выходить замуж за того, из-за кого потеряли все?
– Вы говорили с ним и могли заметить: он давно уже ищет смерти, потому как вынес себе приговор. Скажите мне вот что… Верховного бога этой земли называют Высшим Судьей; отчего же люди здесь всегда спешат осудить себя сами, господин Химжич? – Харрана смотрела ему в глаза спокойно и серьезно. – Трусость это или дерзость?
– Не знаю, – сказал Деян. – Но такова уж наша натура.
– Я ненавижу его, я не могу его простить; но и уйти – не могу. Мы встретились давно, в тяжелые времена. Я не сразу узнала его, а когда поняла, когда удостоверилась, что не ошиблась – было уже поздно… Я была многим обязана ему, он стал мне дорог… И я не смогла: ни тогда, ни потом. – Харрана спрятала лицо в ладонях, а когда подняла взгляд, он сделался ясным и острым. – Столько лет я прожила, презирая сама себя! Мы оба – и я, и Ранко – заслуживаем презрения. Но значит ли это, что нам непозволительно желать иной жизни или что нам вовсе не стоит жить? Вот о чем я думала весь вчерашний день, господин Химжич, и всю ночь. Об этом я говорила с Абсхар Дамаром, пока вы спали. Небесам безразличны наши страсти, наши надежды и грехи. Абсхар Дамар утратил больше, чем возможно для человека; сознание своей вины и слабости невыносимо для него, его измученные дух и тело жаждут смерти – и все же он не отступает. Для него нет причин жить – однако он ищет эти причины с упорством, заслуживающим восхищения… – Харрана слабо улыбнулась. – Сегодня на рассвете я поняла, что хочу жить, господин Химжич; и я не вправе снова отнять жизнь у нерожденного дитя, как делала прежде.
– Так вы?.. – Деян невольно покраснел, устыдившись вопроса. Такое простое объяснение просто не приходило ему, мужчине, в голову.
Харрана без смущения кивнула:
– Я должна попытаться жить по-настоящему, как когда-то… Но жизнь изгоев тяжела даже в таких городках, как Нелов; я не дотянула бы до этого дня, если бы не те средства, что Ранко оставлял мне, не его защита. И за это я обязана отплатить ему добром. Пусть живет и он, если сумеет. Давно пора было все это закончить.
– Вы согласились покинуть город, но к его сестре не поедете, – уверенно предположил Деян. – Вы исчезнете… растворитесь в большом мире.
Харрана кивнула:
– Я не могу иначе; но пусть его сын будет законным сыном этих земель. С младенцем на руках будет непросто, однако сейчас у меня есть сбережения и кое-какие знакомства, а после большой войны всегда нужда в лекарях: мы сможем продержаться… Ранко не знает. Не говорите ему, – попросила она.
– Если он переживет нынешнюю войну, все равно будет искать вас.
– Пусть так. Если найдет… Тогда уже многое будет иначе. Кто знает, что выйдет. – Харрана на миг прикрыла глаза. – Ну а вы, господин Химжич? Зачем вы тут, почему делаете то, что делаете? Ведь вы чувствуете себя не на своем месте здесь.
– Мне нигде нет места! – сказал Деян, сам удивляясь прорвавшейся вдруг злости.
Харрана непонимающе нахмурилась, и он, поколебавшись мгновение, поставил ногу на край кровати и закатал штанину.
– Убедитесь сами: вы же лекарь. Я калека с детства. Только зря чужой хлеб ем. А это все Големова блажь... По его дури оказался с ним повязан. По собственной – уйти не могу.
Харрана нагнулась к его ноге и коснулась кончиками пальцев черного рубца. Глаза ее расширились от изумления.
–Это… удивительно, – прошептала она. – Не думала, что когда-нибудь увижу подобное… чудо.
У Деян вырвался смешок:
– Я тоже не думал, уж поверьте! Никто не думал; соседи смотрели на меня, как на страшилище лесное, когда я уходил.
– Но эти удивительные чары уже слабеют, господин Химжич, и не могут полностью сдержать разложение. – Харрана подняла на него встревоженный взгляд. – Через некоторое время – не знаю, как скоро – их необходимо будет развеять и провести ампутацию. Иначе последствия…
– Я чувствую и сам, – перебил Деян, не желая слушать дальше. – И Голем тоже заметил: он пытался недавно что-то сделать. Только, кажется, у него не очень-то получилось. И вряд ли стоит сообщать ему о неудаче.
Харрана с неохотой кивнула.
– Не позволяйте Абсхар Дамару использовать силу. Это сокращает его время.
– Есть ли для него надежда? – решился спросить Деян. – Выжить и восстановить свое могущество.
– Пока человек жив, надежда есть всегда, – произнесла она с едва слышным вздохом. – Вот только остается ли он еще человеком?
– Большой мир теснее, чем мне казалось, – сказал Деян, подумав, что вряд ли капитан успел поделиться с ней новостью. – Голем убил того, кто когда-то изуродовал ваше лицо.
Пальцы ее дрогнули.
– Хорошая весть! – В ее голосе прозвучало такое торжество, что Деян удивился – чем же она все-таки обязана Альбуту, что не перерезала ему горло во сне, едва узнала, кто он такой. – Признаюсь, господин Химжич: в первые мгновения Абсхар Дамар показался мне ушлым негодяем той же породы, что и мой муж. Но это суждение оказалось поверхностным… – Харрана покачала головой. – Плох он или хорош, он – Хранитель Мира, Абсхар Дамар. И он несет в мир правосудие.
– Особенно когда напивается до полусмерти и сношает перепуганных девок прямо на столе, – не удержался Деян.
Харрана засмеялась:
– Наверняка вам нелегко с ним, господин Химжич. Но и ему с вами не проще.
– Думаете?
– Спасибо вам. Берегите его и себя. – Она улыбнулась с непривычной теплотой. – Какие бы причины вами ни двигали, вы сделали правильный выбор.