– Рибен, я свободен? – потеряв терпение, перебил его Деян. – Ты здесь, и наш с тобой уговор закончен. Я могу уйти?
– Куда?.. – Голем взглянул с растерянностью и досадой. – Подожди. Нужно поговорить.
– Я достаточно слышал твоих разговоров, – сказал Деян, – и мне ничего от тебя не нужно: хватит и епископской грамоты. – Он хлопнул себя по карману, где лежала записка преподобного Андрия. – Так я могу идти?
Чародей молчал, глядя на него расширившимися глазами. Не дождавшись ответа, Деян пошел к выходу из шатра.
– Деян!.. – Голем удержал его за локоть и заставил обернуться.
– Что?.. – с фальшивым спокойствием спросил Деян. Никогда прежде он не испытывал такого желания ударить чародея, как сейчас; тот почувствовал его злость – и вздрогнул, убрал руку.
– Ничего. Ты свободен… Ты всегда был свободен. – Голем отступил назад; растерянность и отчаяние на его лице сменились гневом и обидой. – И можешь идти куда пожелаешь, конечно. Венжар, твои люди ведь не будут препятствовать?
– Не будут, – лаконично подтвердил гроссмейстер ен’Гарбдад.
– Тогда прощайте, милорды; рад был знакомству!
Деян отвесил короткий поклон и вышел вон.
– III –
Ступив в темную прихожую между внутренним и внешним пологом шатра, Деян подумал, что не желает служить мишенью для чьего-либо любопытства и по науке Голема попытался «прикинуться камнем», чтобы сделаться невидимым для чужих глаз. Получилось или нет – но, когда он вышел наружу, Алнарон не обратил на него ровным счетом никакого внимания: неподвижный, как статуя, генерал с застывшей на лице мрачной гримасой стоял у входа, а с ним еще четверо мужчин, тех самых, что сопровождали Голема к гроссмейстеру. Кроме них рядом никого не было; очевидно, Алнарон приказал всем разойтись.
Деян глубоко вдохнул смрадный воздух лагеря. Ничего, ровным счетом ничего не переменилось: так же воняло лошадьми, испражнениями и отсыревшим деревом, так же стучали в отдалении топоры, так же накрапывал дождь, – только Орыжи больше не было на свете. Давно уже не было; и пока он развлекался на постоялом дворе в Нелове, вороны и волки объедали кости…
Ему хотелось упасть в грязь и завыть; вот только он знал, что от этого не будет никакого толка. Когда поочередно умерли Вильма, отец и мать, у него оставались братья и друзья; когда Кенек Пабал походя упомянул о гибели Мажела и Нареха, оставались Эльма и Терош Хадем, и все другие люди, не близкие ему, но которыми он так или иначе дорожил. А теперь никого не осталось. И от него самого ничего не осталось: только слабая, бесполезная плоть.
Деян заскрипел зубами.
Он распрощался с чародеем в намерении немедля потребовать свежую лошадь и уехать – но лишь теперь до конца осознал, что ему некуда идти. Разве что пуститься галопом куда глаза глядят – в надежде в темноте слететь с дороги и свернуть шею. Но это был не слишком надежный способ быстро со всем покончить; а другого вовсе не было: ружье осталось притороченным к седлу.
Должно быть, из его груди все-таки вырвался стон, потому как Алнарон резко повернулся в его сторону:
– Милорд?..
Деян едва не расхохотался.
«Милорд!»
Он потерял все, зато сам – пусть и не взаправду – сделался одним из тех, кого презирал за высокомерие и близорукость: Господин Великий Судия плевал на справедливость, но знал толк в жестоких шутках.
– Милорд?.. – вновь обратился к нему Алнарон. – Что вам угодно?
Голос генерала выдавал неприязнь: в отсутствии Венжара ен’Гарбдада он не слишком старался приворяться.
– Ничего не нужно. – Деян покачал головой и утер выступившие на глазах – от горя или от смеха? – слезы. – Простите за беспокойство: я просто вышел подышать.
Пытаться сотворить чары на виду у настоящих чародеев ему не хотелось, стоять под настороженным генеральским взглядом хотелось еще меньше, поэтому, кивнув Алнарону, Деян зашел обратно в темную прихожую шатра; но дальше проходить не стал.
Он бы предпочел исчезнуть по-настоящему – но за неимением такой возможности снова «обернулся камнем» и замер в темноте; тут он мог хотя бы побыть один…
На него навалилась вдруг чудовищная усталость.
Но из-за внутреннего полога доносились громкие голоса, и вскоре он невольно стал прислушиваться.
– IV –
– Хватит ходить вокруг да около! «Торговые» войны должны вестись на бумаге, а не на полях, иначе проигрывают все, кроме банкиров и торговцев оружием. – Голос Голема от злости и постоянного крика сделался сиплым. – Пусть Марфус умер, но ты сам признал, что посадил на мое место марионетку, чтобы сохранить в Круге большинство, – и что же?! Как ты мог все это допустить?!
– Я?! – воскликнул гроссмейстер ен’Гарбдад. – По-твоему, я это допустил?
– Ты; и, клянусь Небесами, ты за это ответишь.
– Перед Небесами – отвечу, но уж точно не перед тобой, Бен, – сказал гроссмейстер ен’Гарбдад. – На самом деле ты мало что знаешь, да? С этого надо было начинать…
– Твои оправдания не изменят случившегося. – Голем сбавил тон.
– Да уж точно! Как, по-твоему, на самом деле умер Марфус Дваржич, Рибен?
– Это я собирался спросить у тебя.
– Так что ж не спросил?
– Говори, хватит вилять!
– После того, как ты не вернулся из-за края ни через десять дней, ни через тридцать, обстановка стала накаляться, – сказал гроссмейстер ен’Гарбдад. – Императору Радиславу доложили правду о том, что случилось, однако Его Величество усомнился в правдивости наших слов: он никак не хотел верить, что ты мог повести себя столь безответственно… Партия войны распространяла слухи о твоей гибели от рук хавбагов и быстро набирала силу, в Круге тоже нарастали разногласия. Самым лучшим решением казалось вернуть все на свои места. Так что Председатель Марфус, а с ним вместе Ахор и Виндал, попытались воссоздать по твоим записям нужные чары и отправились за тобой за край. Все они погибли, пытаясь тебя вызволить.
– Небеса, но зачем… Почему ты их не отговорил?! – Голем снова сорвался на крик. – Уж ты должен был понимать, что недопустимо так рисковать!
– Может быть, потому, что ты был моим другом, дорогой Бен? – насмешливо поинтересовался гроссмейстер ен’Гарбдад. Он понимал, какое действие его рассказ оказывает на Голема – и, похоже, это явно доставляло ему определенное удовольствие. – Но и возьмись я возражать – все равно бы ничего не вышло, потому как наш Председатель считал тебя едва ли не сыном. Как и дядя Нирим, как и Первый Король Островов Мирг Бон Керрер… Господь милосердный, да спускаясь за край, Марфус хотел спасти не Круг и не Империю, а тебя! Но потерпел неудачу. Я – представь себе! – просил Марфуса позволить мне отправиться вместе с ним; но что ты думаешь? Старик прямо сказал мне, что мое дело – нашептывать на ухо Императору, а как мастер я недостаточно хорош, чтобы помочь им добиться успеха! Поэтому я остался слушать, как по коридорам твоего замка разгуливает ветер, и ждать… После того как на четвертый день сердце Марфуса остановилось, общим решением было объявлено, что ты тоже умер. Необходимо было заполнить место в Круге и предотвратить новые самоубийственные попытки тебя вернуть. Я, как и планировал Марфус на случай неудачи, стал первым кандидатом на место Председателя. Однако некоторые посчитали, что все устроилось для меня подозрительно удачно: им, как и Радиславу, не верилось, что ты просто-напросто бросил их ради погони за химерой; что Марфус мог просто не преуспеть… Они не знали тебя так хорошо, как я! Зато знали мои уязвимые места. Я не получил поддержки, а вскоре вовсе был изгнан из Круга. Император зашел еще дальше и прямо обвинил в твоем и Марфуса убийстве… Мне пришлось бежать. Почти два столетия я вынужден был скрываться за морем, на Дарбате, под чужим именем. Так что Торговые Войны начались и закончились без меня, Рибен: и все по твоей милости.
– Ты лжешь, – сказал Голем.
– Даже не думал! – воскликнул гроссмейстер ен’Гарбдад. – Но какая тебе разница? Ничего не изменилось: из всей Империи по-настоящему тебя волнует судьба лишь одного человека. Но ты трусишь задать вопрос, потому как боишься услышать, что это Радмила приказала разрушить Старожье, чтобы стереть память о тебе. Видел бы ты сейчас свое лицо!