– У меня есть то, что тебе нужно. – Гроссмейстер который раз сделал вид, что не услышал оскорблений. – Уезжая из Старожья вместе с Корбаном, Радмила оставила для тебя письмо; где оно было – там его, верно, уже нет после того, как люди Радислава развалили замок. Но копию она отдала Нириму; он посчитал необходимым упомянуть об этом в одной из тех коротких весточек, что мне передавали от него. Ты был неуязвим и все одно что мертв, а я, его племянник, скрывался на чужбине от наемных убийц Императора: и все же твои дела интересовали его куда более моих! А Радмила настолько убеждена была в твоем всемогуществе, что крепче всех нас верила: однажды ты вернешься. Не через десять лет, так через сто, через тысячу, но вернешься. И оказалась права! Благодаря заботам Кжера Бервена сундук с бумагами дяди Нирима уцелел. Когда я вернулся из ссылки, то нашел внутри то письмо. Я сохранил его из уважения к ее памяти, но – не смотри так! – не читал: зачем мне секреты мертвецов? Сейчас оно хранится в секретере в моем кабинете в столичных палатах Братства; тебе будет непросто забрать его, если я погибну и Дарвенское королевство падет.
– Не пытайся купить меня, Венжар, – с угрозой в голосе сказал Голем. – Да еще такой нелепой ложью! Нельзя получить то, чего не существует; хотя не сомневаюсь: уж ты-то сообразишь наскоро какую-нибудь подделку; это ты здорово умеешь. Не то что воевать! Ты сам, со своим жадным до чужих денег и падким на баб корольком вырыл себе яму, и у меня – да ни у кого в здравом уме! – нет причин помогать тебе.
– И это говорит тот, из-за кого весь караван пошел под откос! – Гроссмейстер возвысил голос: теперь в нем звучала неподдельная ярость. – Ты рискнул всем, на все наплевал – даже на то, что женщина, ради которой ты пошел ва-банк, совсем не желала твоей жертвы и прожила жизнь, терзаясь виной за случившееся. И все это не из-за любви, нет! Из-за твоей непомерной гордости: ты не мог примириться с тем, что Мила не любит тебя и ты бессилен это изменить. Как бессилен и отсрочить ее старость… Пала Империя. Тысячи, десятки тысяч – и я среди них! – потеряли все по твоей милости; но виноват кто угодно, только не ты; и ты никому ничего теперь не должен. Конечно, Рибен, конечно!
– Вы что же – малые дети, а я – нянька, чтоб вас сторожить? – спросил Голем. Слова его смешивались со странным звуком, похожим на шипение рассерженной кошки. Деян заглянул в щель между пологом и стенкой шатра: чародей стоял в четырех шагах, и стекло бокала в его руке плавилось и блестящими каплями падало на ковер. Венжар ен'Гарбдад говорил очевидные вещи, которые Голем сам прекрасно сознавал сам, – но выслушивать ни от кого другого не желал.
– Ты – был! – князь Старожский, полномочный посол Империи в Островном Содружестве, второй человек в Малом Круге после Марфуса; не так уж мало, а? – Гроссмейстер издевательски оскалился. – Ты без дозволения оставил службу, пошел против общего решения. Небеса свидетели, Радислав был прав, называя тебя предателем!
– Заткнись! – рявкнул Голем.
– Я благодарен Небесам: они отказали мне в помощи, но дали то, о чем я и просить не смел – возможность напоследок показать тебе дело рук твоих и высказать в лицо, кто ты есть! – Венжар ен’ Гарбдад возвышался над Големом, уперев кулаки в стол. – Более моего это заслужила только Радмила. В конечном счете ты лишил ее всего, даже доброго имени!
Лицо Голема, как когда-то в Орыжи, исказила гримаса безудержного гнева – только в стократ более жуткая; он замахнулся.
Деян ожидал, что в следующее мгновение он убьет гроссмейстера. Но в последний миг Голем чуть отвел руку в сторону и швырнул сверкающий кусок стекла, в который превратился бокал, мимо Венжара ен’Гарбдада в поддерживавший шатер треножник.
– VI –
Деян отшатнулся, но тут земля содрогнулась с ужасающим грохотом; что-то ударило под колени и сбило его с ног. Шатер рухнул. Больше не было верха и низа – только темнота, навалившаяся тяжелой тканью, хватавшая за лицо и за руки холодными влажными лапами, связывающая и душащая.
Кто-то криком отдавал команды; с сырым стуком сыпались вокруг комья вывороченной земли и обломки мебели. Деян – на бесконечно долгое мгновение оказавшийся в далеком прошлом, когда такой же толчок сбросил его с Сердце-горы под летящие сверху камни, – опомнился и начал барахтаться, но только еще больше запутывался. Прошла вечность, прежде чем ткань перед лицом с треском разошлась и в легкие вновь хлынул холодный воздух.
– Шевельнешься – убью, – лаконично предупредил генерал Алнарон, немедля приставив нож, которым вспорол ткань, к его горлу.
Прозвучало убедительно; впрочем, Деян, жадно глотая смрадный воздух лагеря, вовсе и не думал дергаться. В ушах звенело, в груди драло, а радость от того, что он все еще жив, была какой-то неуместной, маленькой и ненастоящей. Лишь пульсирующая боль в лодыжке каждое мгновение напоминала – все это происходит с ним, происходит на самом деле.
– Не надо, – властно сказала темнота за спиной генерала голосом гроссмейстера ен’Гарбдада. – Из-за того, что этот юноша стоял поблизости, мы с тобой все еще живы. Прояви же немного благодарности!
– Смею надеяться, вы проявите благоразумие и не будете приближаться к этому… существу. – Генерал с видимой неохотой убрал нож. – Он как будто обычный человек, но я чувствую что-то неправильное в нем. Позвольте мне допросить его. И прикажите начать розыски…
– Нет, – перебил его гроссмейстер. – Не пытайтесь задержать Голема, даже если он объявится: это вам не по зубам. И помните: он не враг нам. Хотя – увы! – пока не друг.
Деян сел и огляделся. Стража взяла остатки шатра в плотное кольцо. Сильно и резко пахло горелым: гроссмейстер чарами сжег ткань вокруг себя и теперь стоял, весь засыпанный пеплом, спокойно взирая на освещенный десятком факелов разгром. Голем исчез, как сквозь землю провалился, – а может, провалился в буквальном смысле. Ни следа недавней ярости или опьянения не было на лице Венжара ен’Гарбдада – ни испуга, ни досады; напротив, гроссмейстер даже казался довольным.
– Так вы специально его злили, – сказал Деян, сплюнув набившуюся в рот землю. – Но чего ради? По-моему, он и так был достаточно взбешен, чтобы убить вас.
– Вот именно! Иногда из кипящего котла нужно выпустить пар – иначе не миновать взрыва. – Гроссмейстер ен’Гарбдад, игнорируя протестующий жест Алнарона, подошел и с любопытством уставился на сидящего Деяна сверху вниз. Глаза старика азартно блестели; в это мгновение возможным казалось поверить, что когда-то будущий гроссмейстер Братства Раскаявшихся мог быть кому-то другом.
– Должно быть, в сравнении с Беном я кажусь тебе подлецом и злодеем, – весело сказал он, – который вдобавок вместо почетной встречи устроил благородному герою душ из кипящей смолы.
– Вы оба мне отвратительны, – с чувством сказал Деян. Ему не хотелось вставать; ничего не хотелось. Однако он был все еще жив – и оставшимся ему временем следовало как-то распорядиться.
– Кто ты? – спросил гроссмейстер ен’Гарбдад, пристально глядя на него.
– Никто, – сказал Деян. – Голем выбрал взять с собой меня, чтобы толковых людей от дома не отрывать: хотел как лучше. А они теперь погибли все; зато я – жив.
Взгляд Венжара ен’Гарбдада будто царапал изнутри череп, но, хотя Деян говорил чистую правду, в глазах гроссмейстера читалось недоверие.
«Венжар умный человек: он всегда найдет причину, по которой ему нужно сделать то, что он хочет сделать, – вспомнились Деяну слова Голема. – Дай ему повод – и он обхитрит сам себя».
– Джеб Ригич действительно потерял память? – наконец спросил гроссмейстер ен’Гарбдад.
– Да, – подтвердил Деян. – И ушел… искать память. Или лучшую долю, не знаю. Или просто ушел: быть может, ему надоело в этом всем участвовать.
– Досадно: он единственный, кого Рибен хоть как-то слушает, – сказал гроссмейстер со вздохом. – Но я рад, что Джеб тоже более-менее в порядке. Ну а ты что теперь собираешься делать?