– А за кого я тебя принимаю? – с любопытством спросил Марагар.
– Вам лучше знать.
Марагар, чуть заметно усмехнувшись, сунул руку куда-то под стол и вытащил небольшой серебристый предмет.
– Перво-наперво я хотел бы вернуть тебе кое-что. – Он выложил предмет на стол и подтолкнул к Деяну. – И услышать, что это значит. Ни один род, отпрыски которого состоят в Малом Круге Алракьера, не имеет такого герба.
Деян взял фляжку, о которой успел совершенно забыть; на ощупь она была холодной и тяжелой – внутри плескались остатки браги капитана Альбута.
– Это шутка, – сказал Деян. – Подарок на память.
– Как твое имя?
– Вам оно ничего не скажет.
Марагар неодобрительно покачал головой:
– Так мы с тобой ни к чему не придем… Хорошо. – Он навалился на стол, упершись в него локтями и опустив подбородок на сцепленные ладони – Раз ты не настроен говорить – начну я: хочется надеяться, это прояснит ситуацию… Два дня назад неизвестный чародей применил на поле боя необычные и поразительно мощные чары: таким образом он силой вынудил барона Бергича прекратить преследование отступавшей королевской армии. Затем этот неизвестный использовал именную печать Старожского Голема, три столетия как считавшегося умершим, – Марагар пристально взглянул на Деяна, – и потребовал перемирия до – представь себе! – первого за полтора века созыва Большого Круга чародеев Алракьера для наведения порядка. Как член Малого Круга князь Старожский когда-то имел такое право, и чародеи в войсках подчинились выдвинутому от его имени требованию прекратить бой. Не могу сказать, что послужило тому главной причиной – громкое имя, впечатляющее могущество или то, что всем хотелось передышки… На моей родине имя Старожского Голема – имя Хранителя: все отряды хавбагов опустили штыки и отступили от переправы. Трое членов Малого Круга, присутствовавшие поблизости – и среди них гроссмейстер ен’Гарбдад, – вынуждены были поддержать его требования, чтобы не потерять лицо. Поэтому теперь Бергича и ен’Гарбдада разделяет река: идут переговоры о переговорах. А в войсках множатся слухи о том, что же на самом деле произошло на берегу… Со дня сражения неизвестного никто не видел: кое-кто считает даже, что он умер. Другие – что его не было вовсе, а все случившееся – хитрый трюк гроссмейстера ен’Гарбдада; третьи дрожат от страха, а четвертые – и среди них некоторые мои единоверцы – ежечасно возносят ему хвалу: ведь он, Абсхар Дамар, воплотил в реальность их молитвы. – Взгляд Марагара сделался еще более суровым, чем прежде. – В спешке форсируя реку и преследуя дарвенцев на другом берегу – без поддержки орудий, без достаточного количества припасов, – погибли бы тысячи наших людей, и втрое большее число умерло бы от ран и болезней. Притом, что безжалостное уничтожение разбитой и готовой капитулировать дарвенской армии ни один порядочный хроникер не назвал бы подвигом… Скоропалительное решение Бергича продолжить наступление с самого начала было ошибочным. Кем бы ни был неизвестный чародей – самозванцем или князем, простым смертным или Хранителем, – он не допустил бессмысленной бойни, и я благодарен ему за это. Если он самозванец, то вряд ли перемирие продлится долго, но и короткая передышка здесь нам на руку: сейчас у нас на исходе даже нити – нечем штопать раны; а через день-другой, обещали, подойдет обоз.
Суровость во взгляде Марагара сменилась снисходительной задумчивостью: так смотрел, случалось, старик Киан, разъясняя молодым правильные ухватки.
– Нам платят щедро: но дело не в золоте. Пока одни убивают – другие лечат: так уж заведено, – сказал он после короткого молчания. – Мы здесь хотим делать наше дело хорошо, даже если усилия часто напрасны; все же, несмотря ни на что, мы здесь хотим сохранять жизни, насколько это в наших силах… Тебе кажется это странным?
Хавбагский лекарь источал вокруг себя странное спокойствие; оно совсем не вязалось с его изрезанным лбом и угрожающим видом.
Деян пожал плечами:
– Вся жизнь состоит из нелепиц.
– Когда взбесилась река и загорелись знаки в небе, я был уверен – старик-гроссмейстер сумел-таки извернуться и подготовить Бергичу сюрприз, – сказал Марагар. – Но затем меня позвали взглянуть на дарвенского солдата с необычной раной: это оказался ты… И мне пришлось переменить мнение насчет случившегося у реки. А теперь я хочу узнать все, что известно тебе. Каков из себя Абсхар Даммар; что движет им, почему он вернулся? Почему сейчас? Намерен ли он обратиться к армиям? К моему народу? Многие ждут его слов.
– Напрасно, – сказал Деян. Он не чувствовал страха, как когда-то в Орыжи: ему было все равно, что сделает лекарь, узнав правду. – Твой народ заблуждается: Голем – никакой не Хранитель и не бог. Он не воскресал – потому как и не умирал по-настоящему, а вроде как крепко спал – и теперь проснулся. Но этот «сон» отнял у него много здоровья и сил. И чтобы остановить реку, ему пришлось использовать зелье, которое вы называете «вдовьими слезами»… Он был обычным человеком. А теперь стал обычным мертвецом.
– Ты знаешь точно? – Марагар подался вперед, но больше ничего не выдало его волнения. – Ему в самом деле пришлось выпить «слезы»?
– Меня не было рядом, – признал Деян. – Мы разошлись еще накануне. Но женщина-лекарь – одна из вас – говорила, что его тело не пробудилось от смертного сна до конца, и если он будет расходовать силы даже на пустяковые чары – это убьет его. Однажды я видел, как он едва не лишился чувств, выворотив ком земли для могилы. Куда уж ему остановить реку? Он не бог: это глупая сказка.
– За свою жизнь я обращался ко многим богам, но все они были глухи, – задумчиво сказал Марагар. – Тогда как Абсхар Дамар снизошел до моей просьбы и сумел ее исполнить. Что, как не это, лучше всего доказывает, что он есть истинный Хранитель?
Деян снова пожал плечами.
– Называй как хочешь: ему уже все равно.
Марагар медленно кивнул.
– Если ты сказал правду, это так… Ты упомянул женщину, «одну из нас».
– Ее зовут Харрана, Марагар. – Деян взглянул лекарю в глаза. – У нее такой же шрам на лбу, как у вас. Но вас она презирает больше, чем тех, кто изуродовал ваши с ней лица.
Лекарь с шумом выдохнул воздух; сцепленные костяшки его пальцев побелели.
– Она жива? – наконец тихо спросил он.
– Пять дней назад была жива, – сказал Деян. – Собиралась уехать за реку и начать жизнь на новом месте.
– Расскажи мне все, – требовательно сказал лекарь. – О том, что связывало тебя и Абсхар Дамара, и о Харране… обо всем, от начала и до конца.
– Что будет, если я откажусь? – равнодушно спросил Деян.
– От разведчиков известно, что Абсхар Дамана, когда тот прибыл к ен’Гарбдаду, сопровождал молодой мужчина: то ли чародей, то ли солдат, то ли голем. Разное говорят, но сходятся в одном: отчего-то Абсхар Даман держал себя с ним не как со слугой, но как с равным; говорят также, теперь люди ен’Гарбдада ищут его. С какой целью – мне неизвестно, – сказал Марагар. – Я могу помочь тебе встретиться с ними или скрыться от них: как пожелаешь; и от нас: так как Бергич знает об интересе дарвенцев, он тоже отдал приказ разыскать тебя… Ты сможешь уйти, но сперва, кем бы ты ни был, объяснись. Я хочу… я должен знать. Много лет… много лет прошло с тех пор, как я стал клятвопреступником, и все эти годы я искал то, что придало бы моему существованию смысл, – выговорил лекарь с запинкой, закрыв изуродованный лоб ладонью. – Возможно, ты прав и это все уже неважно; возможно, нет… Но не отказывай мне в просьбе.
– Вы все равно не примете отказа, – сказал Деян. – И вытянете из меня все силой, хочу я того или нет. Вас зовут Марагаром; но также и Мясником.
– Не приму, – ровным тоном согласился Марагар. – И все же, я прошу тебя ответить сейчас: так будет правильно.
Деян подумал, что уже второй раз напрасно судил о человеке с чужих слов: хавбаг был похож на одержимого местью мучителя не больше, чем Голем – на женоубийцу. Он был человеком рассудка и ожидал ответа со спокойным достоинством; но не приходилось сомневаться, что с тем же достоинством он выслушал бы отказ, кликнул на подмогу Хансека и взялся за инструменты. Какие бы чувства ни скрывались за его хладнокровием – он не принимал их в расчет и готов был любой ценой добиваться поставленных целей. Наверняка часть слухов о нем была правдива, однако то была не обычная слепая жестокость, но беспринципная прямота человека, который однажды разделил для себя правильное и неправильное и не гнушался неправильных средств; если вспомнить все то, что Голем рассказывал о людях с Островов и их вере - это было очень по-хавбагски.