Выбрать главу

Покончив с ритуалом очищения тела, Алрой вернулся в царские покои с намерением очистить замутненный дух. Тут влетела Ширин. Бросилась ему на шею, заключила в объятия, покрыла лицо поцелуями. Нет лучшего снадобья для растревоженной души героя. Ласки смягчают сердце, любовь гонит мысли.

«Яхонтовый мой!» — воскликнула Ширин, и голос ее дрожит, и сердечко трепещет, — «Яхонтовый мой, любишь ли ты меня по-прежнему?»

Алрой заулыбался в ответ, с благодарностью принимая целительную любовь.

«Яхонтовый мой, твоя пташка совестится глядеть тебе в глаза. Ведь это я причина бед твоих. Я ненавистна им, злым людям, это я мешаю им!»

«Опасность миновала, голубка. Не говори об этом и поскорей забудь.»

«Страшные, злые люди! Не бывать счастью на земле, покуда такие лиходеи топчут ее. Убить Алроя! Того, кто их из грязи вытащил да в князи усадил. Неблагодарные простолюдины, плебеи! Не вернется ко мне безмятежный сон. Погубить хотели моего сокола ясного! Поверить невозможно! Я знаю, они метили в меня, я их настоящий враг. О, Алрой, не покидай меня! Мне чудится какой-то шорох — это душегубы точат ножи, готовятся вонзить их в наши нежные сердца. Милый, я верю, ты не разлюбил меня, я верю!»

«Невозможно любить сильнее, чем я люблю! И нет причин для страха, худое позади.»

«Радость жизни покинула меня, унесла покой. Драгоценный мой! Тебя ли обнимаю? Твоя ли Ширин целует тебя? Или снимся мы друг другу, или уж призраки мы в могильном склепе? Ах, злые, злые люди! Покусились на моего Алроя, любовь мою, свет очей моих! Не вернутся дни блаженства былого!»

«Не тревожься, горлица нежная. Мы не призраки в склепе, мы живы и, как прежде, живем друг для друга. Скоро-скоро вернется солнце, и забудем черную бурю.»

«Ты виделся с Азриэлем? Слова его ужасают!»

«О чем ты?»

«Я так одинока, и защиты-опоры нет…»

«Ширин!»

«Они крови моей хотят, крови моей им надо!»

«Оставь, то пустые страхи. Фантазия раздувает цену пустяков. Воображение — резвая лошадка, да некому ей править!»

«Пустые страхи? Спроси Азриэля, послушай Итамара. В священные свои свитки убийцы вписывают имя жертвы. Для них погибель Алроя только средство, смерть Ширин — вот цель! Я подурнела. Страх и горе красы не прибавляют. Куда как хуже могло быть. Меня готовились замучить, обезглавить, четвертовать, рачленить на части. Кровопийца и людоед Джабастер плотью моей хотел насытить мстительность свою. О, как он ненавидит меня! Меня, халифа дочь, диким варварским созданием считал!»

«Ах, Ширин, ранимая душа! Ты вовсе не дикарка! То ложь, надменностью рожденная. Разве у дикарки мысли высоки и чувства тонки? Однако, сказав „Джабастер“, омрачила дух мой. Бог милостивый! Отчего не скрылся Первосвященник? Абидан, головорез, фанатик и невежда — спасся, а мой учитель, великий светлый ум, у меня в плену. Мне горько и…»

«Стой, погоди, Алрой! Да разве я намеревалась рану бередить? Сказав, что не ты, а я Джабастеру помеха, думала облегчить груз души. Однако, если человек сей не искореним из сердца твоего и им владеет прочно, то твоя рабыня отступает в тень. Я смиренно уйду и умру счастливая, ибо жизнь моя будет принесена в жертву процветанию возлюбленного!»

«Какая мука слышать это! Чего ты хочешь, Ширин?»

«Благоденствия и счастья твоего, не более.»

«Есть у меня и то и другое, если есть ты!»

«Прекрасно. Обо мне не тужи, я песчинка на царственной тропе.»

«Для меня — ты весь мир!»

«Пусть покой вернется к тебе, мой ненаглядный. Я огорчена, хотела утешить, не уязвить. Все хорошо. Джабастер жив. Глядишь, и удлинит перечень великих дел. Чего же еще?»

«Он жив и у меня в плену. Он ждет суда, и суд свершится.»

«Да, да.»

«Простишь его?»

«Мой господин поступит по усмотрению своему.»

«Нет, Ширин, хочу услышать твое слово, ты добрей меня. Каков твой приговор?»

«Смерть!»

«О, Бог мой!»

«Ах, Алрой! Помнишь ли дней былых очарованье? Алчешь ли будущих радостей волшебство? Несовместна Джабастера жизнь со счастьем Ширин и Алроя. Он нас в свой сумрачный мир уведет. Или убьет.»

«Изгони его и изгонишь память о нем!»

«С мятежником сосуществовать? Это выбор царя?»

«Поверь, Ширин, нет у меня любви к нему, хотя должна быть, но далеко не все известно тебе!»

«Мне известно довольно, Алрой. А чего не знаю, до того умом дошла. Воображение — недреманное око души. Женское сердце начеку и не проспит смертельного врага. Больше, чем ты думаешь, он принес нам зла. Не убив, ограбил. Отнял надежду. Много ли прошу, Алрой? Голову мятежника — и только! Протяни мне руку, милый. Дай печатку сердоликовую. О, сопротивляется, словно к пальцу приросла! Ты говорил мне, поцелуй имеет дар пленять. Так получи! Правда, сладко? А вот еще, еще! Гляди-ка, поддалось кольцо! Печатка у меня. Прощай, мой сокол ясный. Скоро я вернусь в гнездо, и наши воркование и щебет вновь будут слышны!»