«Теперь шатер более подходит для женского присутствия. Отдохни. Я скоро вернусь.» — сказал халиф и вышел.
Любовь занимает сил у веры. Алрой в смятении. В его глазах застыл ее молящий, любящий и полный муки взгляд, и красота, и грация, и нежность. Ужель до конца написана история восторженной любви? Разве не для Ширин трудился славный меч Алроя? Победа превратится в тень победы, коль не увидит он принцессы ликованья. Страсть одолела разум. Сердце отторгло горечь страшного открытия. Алрой вернулся в шатер, лицо сияет любовью. Принцесса рыдает. Волны сострадания и раскаяния затопили душу. Он обнял юную супругу, стал горячо целовать, перемежая поцелуи с клятвами любви.
10.9
Полночь. Алрой и Ширин, обнявшись, сидят на диване в шатре. Ее голова покоится на его плече. Она спит. Алрой встревожен промедлением Шериры. Он бодрствует. Вдруг он услышал голос. Оглянулся по сторонам. Призрак Джабастера показался в ярде от него. Алрой перестал дышать, его прошиб холодный пот. Он осторожно высвободился из объятий Ширин, встал.
«Алрой, Алрой, Алрой!»
«Я здесь.»
«Завтра Израиль будет отомщен!»
«Кто это?» — спросила принцесса, пробудившись.
Ужаснувшись при мысли, что принцесса вновь увидит ненавистный лик, Алрой повернулся, закрыл ей глаза лодонью. Видение исчезло.
«Что случилось, милый?»
«Все хорошо, любимая! Один из моих людей забыл, что ты со мной, и вошел в шатер в неподобающем обличье. Я удалил его. Я должен идти. Последний поцелуй! Прощаюсь, но ненадолго.»
10.10
«Дух изрек: „Завтра Израиль будет отомщен.“ Чем и кем? Хорезмцев кровью, что мы прольем? Вопрошая — сомневаюсь. Я изменился. Маловерие, новая черта, меня не ужасает. Это худо. Неужто стал безучастен к деяниям судьбы, к судьбе деяний? Равнодушие погубит мир. Я влеком течением. Не выбираю курс и не держу в руках штурвала. Пусть так. Вернусь к насущному. Где командир охраны?»
«Вот я. Беноми. К твоим услугам, господин.»
«Пригласи наместника. Кто это там?»
«Гонец от Шериры. Сообщил, что тот миновал горы и с рассветом прибудет.»
«Хорошие новости. Поторопись, скажи Авнеру, чтоб ждал меня на этом месте. Я отлучусь, наведаюсь в лагерь к бойцам. Боевые друзья! Вы здесь, чтоб с Алроем одолеть врага. Ручаюсь, многим из вас не внове побеждать на равнине Неговенда. Добрую эту землю мы удобрим вражьими костями!»
«Бог, храни Алроя! Наши жизни принадлежат тебе, халиф!»
«Мой юный предводитель, мой мальчик», — воскликнул немолодой солдат, — «я знаю тебя с младых ногтей, и этим извини мою вольность.»
«Бывалый, закаленный воин, приветствую твою свободу. Будь добр, продолжай!»
«Я всем твержу, что завтра ты и только ты поведешь нас в бой, но есть такие, которые не верят.»
«Они убедятся в этом сами.»
«Однако, мой мальчик, что скажет принцесса?»
«Она истая солдатская жена. Живет в лагере.»
«Лихо! Вот, братишки, я говорил вам, а вы смеялись! Я знал халифа, моего мальчика, младенцем в колыбели. Я жил вблизи ворот Хамадана, я сын старого Моисея.»
«Жму твою руку, сосед и верный страж! А что у вас в котле, друзья? О, замечательно! Своего повара отправлю к вам на выучку — пусть варит мне такой же плов!»
Солдаты окружили своего командующего. Обожание в глазах бойцов. Один угощает халифа свежим ароматным кофе, другой вступает в разговор, третий благословляет на победу. Всякий, как умеет, выражает любовь и обещает верность. Умиления достойная картина, но тревожит самоотречение приверженцев.
«Нас завтра ждет победа!»
«Не диво, ведь мы с тобой, Алрой!»
«Пусть каждый на своем посту себя покажет с лучшей стороны. Достойный воевода без стоящих бойцов не много стоит.»
«Нельзя не согласиться. А что, Альп Арслан силен?»
«Без преувеличения скажу, что он доставит нам хлопот побольше, чем все наши прошлые противники, взятые вместе.»
«Мы с тобой, Алрой! Бог, храни нам Алроя!»
Появился Беноми и сообщил, что наместник ожидает халифа.
«Я должен идти, друзья», — сказал Алрой, — «поужинаем вместе после победы!»
«Храни тебя Бог, Алрой, а мы уж одолеем твоих врагов!»
«Доброй ночи, храбрые бойцы. Рассвет сведет нас вместе на ратный труд. Горячий денек впереди.»
«Мы готовы, мы с тобой! Бог, храни Алроя!»
«Я вижу, в бой солдаты рвутся, да рвение не то, что прежде. Командиру верны, но не верой сердца, а в трофеи верой. Славные наемники, не более. О, где Иудеи молодые львы? Обнажив мечи, они псалмами воодушевлялись. Накануне битвы лагерь походил на синагогу под небесной крышей. Священники, алтари, жертвоприношения, кадильницы. Речи пророков гремят, и немы шеренги, и огонь в глазах. Клянутся отвоевать Канаан завещанный. Времена иные, и я иной.»