Широки и свежи, спокойны и мощны чистые воды Евфрата. Свежий ветерок рождается на груди его, несет прохладу и летит дальше и творит чудеса. Больной исцеляется, падший духом оживает, а здоровый и молодой брызжет ликованием и рад силе своей, и концу пути, и родной земле. Любят родину не за то, что хороша, а за то, что своя.
Караван остановился. Разбит лагерь. Сложены в кипы тюки с товарами. Верблюды опустились на землю, отдыхают. Кони расседланы, носятся по пастбищу, ржут, рады траве. Правоверные разостлали циновки и ковры, обратились в сторону Мекки, преклонили колени и творят молитву – искренны в своей благодарности Богу. Покончив с излиянием чувств, принялись варить кофе и готовить вечернюю трапезу. Воины давай состязаться в метании копий, а персы тут большие мастера. Жители ближних деревень спешат с дарами земли навстречу пирующим купцам, надеясь из самозабвенной радости их извлечь добрый барыш. Бойкие на язык рассказчики не умолкают всю ночь и ублажают слушателей сказками и небылицами. А прекрасные девушки танцуют и сводят с ума правоверных. Радуют душу не вещи вокруг нас, а то, как глядим на них.
5.2
Огромен базар в Багдаде, а с возвращением каравана из дальних краев, он становится воистину велик. Базар в Багдаде не просто купля, продажа и обмен, это – зрелище, спектакль, карнавал. Здесь товары со всего мира, и весь мир здесь. Платки Кашмира, шелка Сирии, слоновая кость и золото Африки, сокровища Египта, благовония Персии, пряности Аравии. Породистые лошади и сильные рабы, отороченные соболем плащи и подбитые горностаем мантии, военные доспехи и оружие, редкие звери и птицы, обезьяны с серебряными ошейниками, белые газели, попугаи, павлины, борзые собаки. Все страны, все исповедания, все языки тут. Вот турок, пышный и важный. Вот изящный, изысканный араб. Вот еврей в неизменной шапке, как всегда озабочен. Вот армянин-христианин, одетый в черное, спокоен и безмятежен. Вот персы, бойкие и шумные. Вот степенный черкес, и кольчуга на нем. Вот грузины, а с ними спорят купцы из Синары, что на Ниле.
Вроде бы нечем удивить базар багдадский, а все же можно встретить и там явление редкое. Необычная процессия движется вдоль бесконечных улиц-прилавков. Возглавляют ее двое слуг – мальчики в яркой красной одежде. У одного в руках бархатная сумка, другой несет скрепленный металлическими застежками фолиант в богатом переплете. Замыкают шествие четверо вооруженных стражников. Между слугами и охраной, восседая на белоснежном муле, едет роскошно одетый знатный господин. На вид средних лет, по-мужски красив. Темные большие глаза, орлиный нос, высокий лоб, некрупный рот, полные красные губы, белые ровные зубы, черная борода, кудри, усы. Казалось, природа красивого зверя потеснила человеческое в этом лице. Но проницательный взгляд его умных глаз заставлял думать иначе. На голове наездника алый тюрбан, на теле шитая серебром рубаха белого дамасского шелка, золотые нити щедро вплетены в турецкий шарф, бриллианты и рубины сверкают на рукояти и ножнах кинжала, самоцветные кольца на пальцах, жемчужины в ушах.
“Кто этот господин?” – шепотом спросил покупатель из Египта у купца, чей товар он разглядывал.
“Это сам Хонайн!” – ответил купец.
“И кто же он? Сын халифа?” – продолжил египтянин.
“Бери выше, это врач халифа!”
Белый мул остановился против прилавка, у которого велась беседа. Мальчики-слуги встали по обе стороны от хозяина, стражники сдерживали толпу любопытных.
“Почтенный купец, – заговорил господин Хонайн голосом сладким, как звук флейты, и улыбался при этом почтительно и снисходительно одновременно, – привез ли ты вещи, которые я желал?”
“Бог велик, а Магомет Пророк его на земле”, – сказал купец (а это был Али), – “Мне удалось добыть желаемое тобой. В Алеппо, у проклятого гяура я сторговал эти греческие манускрипты, мой господин”.
“Отлично! – воскликнул Хонайн, – и какова их стоимость?”
“Неверный потребовал с меня пятьсот драхм!” – выпалил Али.
“Ибрагим, проследи, чтобы купец получил тысячу”, – распорядился Хонайн.
“Премного благодарен, господин Хонайн!” – взвизгнул Али.
Врач халифа свысока кивнул в ответ.
“Продолжим путь, мальчики, в чем задержка? Ибрагим, позаботься, чтобы дорога была свободна. Что за волнение там?”
Толпа гудела. Чьи-то руки вытолкнули вперед юношу. Он выглядел изможденным, но упрямо сопротивлялся своим утеснителям.