“Этот варвар отвращает меня!”
“Он герой!”
“Ты видал сего героя?”
“Да”.
“Он хорош собой?”
“Он ангельски красив”.
“А полна ли казна его?”
“Да ведь он неизменный победитель, покоритель и усмиритель. Все золото мира его!”
“Золото? Я устала от роскоши. Построила этот дворец, чтоб скрыться от нее”.
“Бедности знаков в нем не нашел я…” – заметил Хонайн, возвращая лицу обворожительную улыбку.
“Имевшая несчастье родиться принцессой забывает здесь о своей злой судьбе”, – с непритворным вздохом ответила царственная особа.
“Воистину несчастье…” – поддакнул Хонайн.
“Однако жребий этот способен защищать!” – возразила принцесса то ли гостю, то ли себе самой.
“Защищать кого?”
“Наш слабый пол”.
“Согласен”.
“Если б только я была мужчиной!”
“На свете было бы героем больше!”
“Ах, какую круговерть я завихрила бы вокруг себя!”
“Не сомневаюсь”.
“Ты принес мне книги?” – спросила принцесса, крутой переменой темы подтверждая склонность к завихрению круговертей.
“Они у моего раба”.
“Я сгораю от нетерпения!”
Хонайн взял из рук Алроя бархатную сумку, достал из нее тома героических романов – добычу купца Али.
“Поэзия утомила меня”, – сказала принцесса, бросила укоризненный взгляд на фолиант с персидскими стихами и нежно погладила рукой корешки полученных от Хонайна книг. Затем отложила в сторону романы. “Я мечтаю поглядеть на мир!” – добавила.
“Путешествия утомляют не меньше стихов”, – заметил Хонайн и подумал, что по морям плавают не ради одного лишь удовольствия, но из страсти похваляться.
“Кстати! Я думаю, простые люди, в отличие от таких, как я, никогда не утомляются”.
“Разве что от труда. А от скуки – заботы помогают”.
“Что такое забота?” – спросила принцесса.
“Это – Бог, невидимый, но всемогущий. Художник, он покрывает желтизной румянец щек, а чернь волос окрашивает в белый цвет. Как вор, крадет улыбку с уст, и, как злодей, из сердца гонит радость”.
“Бог не таков. Это рукотворный идол. Я – истинная мусульманка и презираю идолов! Лучше расскажи, Хонайн, какие новости принес с собой?”
“Юный царь Хорезма…”
“Ах, опять этот варвар! Ты в найме у него, Хонайн? Слышать не хочу о нем! Сбежать из одной тюрьмы ради заточения в другой? Ежели я и выйду замуж, то сохраню свободу”.
“Вещь невозможная”.
“Моя мать была вольной птицей, покуда трон и корона не поработили ее. Мой путь от начала и до конца повторит лучшую часть ее пути. Ты знаешь мою мать?”
“Хонайн, безусловно, знал и посему немую паузу в ответ почел за благо.
“Она была дочерью разбойника и соучастницей подвигов отца. Вот радость жизни!” – продолжила принцесса, – “И я разбойница по крови. Хонайн, ты астролог, предскажи мне будущее”.
“Когда-то я предсказал твое рождение, и звезду твою назвал кометой”.
“Я хочу событий, беспорядка, огня и блеска! Впрочем, нет, не кометой, а звездой желаю быть. Звездой свободной и прекрасной плыть по небу. Ах, Хонайн! Гляди-ка, я не удержала газель, она ест мои розы!”
Алрой бросился вперед, ухватил лакомку и вернул ее хозяйке. Хонайн встревожился, но напрасно. Принцесса одарила мнимого раба благосклонным взглядом.
“Какие чудные глаза у бедного зверька!” – воскликнула принцесса!
“У газели?” – уточнил Хонайн.
“У твоего раба! Он покраснел. Не будь он глух, как нем, я бы подумала, он слышал меня!”
“Он смущен собственной смелостью, оттого, что скромен”, – вновь встревожившись, возразил Хонайн.
“Мне нравится скромность. Она заслуживает похвалы. Как, по-твоему, я скромна?”
“Разумеется”.
“И заслуживаю похвалы?”
“Весьма”.
“Я презираю заслуживающих похвалу. Тупицы!”
“Пожалуй”.
“Скучнейшая компания”.
“Верно”.
“Ни живинки, ни стоящего скандала не дождаться”.
“Ни того, ни другого”.
“Я взяла себе за правило держать только рабов уродов”.
“Разумное правило”.
“Хонайн, когда станешь возражать мне? Ведь ты отлично знаешь, мои рабы – самые красивые рабы в мире!”
“Все это знают”.
“Дорогой Хонайн, по твоим словам, правота коих для меня несомненна, последнее приобретение твое воистину удачно. И вот я подумала…”