Алрой засылал разведчиков во все стороны, дабы разузнать, что творится на большой земле и, сообразуясь с этим, действовать дальше. Велико желание его вступить в связь с Итамаром и Медадом, если те уцелели.
Две недели никто из чужих не появлялся в заброшенном городе. Наконец возникли четыре новые фигуры. Люди эти вернулись в свое логовище и не слишком обрадовались пришельцам и их предводителю, но досаду скрыли. То были курд Кислох, индиец Калидас и их дружки – гебр и негр.
10.13
“Благородный монарх! – воскликнул Кислох, – уверены, ты с радостью включишь нас в ряды своей дружины. Ей-ей, старый друг лучше новых двух. Испытанное вместе – общее достояние. Мы полагали, если ты не погиб, то, значит, скрываешься здесь. И не ошиблись. Наше почтение тебе, госпожа”, – добавил Кислох, кланяясь Ширин.
“Я рад вам, друзья, – сказал Алрой, – я весьма ценю вас. Согласен, мы вместе всякое испытали, и дурное, и хорошее. Но лучшее, надеюсь, впереди”.
“Принято надеяться на лучшее”, – заметил Калидас.
“Каковы новости?”
“Не слишком хороши”.
“А именно?”
“Хамадан захвачен”.
“Я к этому готов. Продолжай”.
“Старый Бостинай и госпожа Мирьям взяты в плен и доставлены в Багдад”.
“Взяты в плен?”
“Я думаю, все обойдется. Господин Хонайн в большой фаворе у новой власти и, без сомнения, выручит их”.
“Хонайн в фаворе?”
“Разумеется. За ним числится немало добрых дел в пользу города”.
“Всегда был ловкачом! Только б вызволил сестру! Спасителю простительна измена”.
“Без сомнения – вызволит, и без сомнения – простительна!”
“Что с Авнером?”
“Убит”.
“Как?”
“В бою”.
“Уверен?”
“Я дрался рядом с ним. Видел: он упал”.
“Рад, что он не в плену. Где Медад и Итамар?”
“Упорхнули в Египет”.
“Выходит, нет больше воинства у нас?”
“Кроме тех бойцов, что здесь с тобой”.
“Этих сил достанет ограбить караван, не более. Значит, Хонайн в фаворе?”
“Точно так. Он и нам сослужит службу”.
“Новостями не порадовал”.
“Все – правда!”
“Итак, я рад вам. Отведайте нашу пищу. Груба, но не скудна. Упорхнули в Египет, говоришь?”
“Да, господин”.
“Ширин, хотелось бы тебе взглянуть на Нил?”
“Я слышала, там крокодилы!”
10.14
Подозрение, если не слишком смутно, вострит уши бдительности, родной сестры безопасности. Алрой тяготился присутствием Кислоха и его компании, но сподвижники бывшего монарха с великой приязнью отнеслись к ветеранам пустыни. Их изобретательное шутовство и неутомимое веселье добавили живых красок к серому фону однообразных дней. Зато Алрой не нуждался во внешней силе для поднятии духа, он строил планы бегства в Египет. “Раздобыть верблюдов, переодеться купцами, взять с собой Бенаю и нескольких верных людей и двинуться караваном в Африку через Сирию”, – думал. И чем глубже он входил в детали замысленного предприятия, тем привлекательнее ему казалось будущее. У него припрятано изрядно драгоценностей, которые он надеялся продать в Каире и выручку употребить для насажденья сада новой жизни. Огонь честолюбивых вожделений юности испепелил собственные его мечты, оставив взамен тлеющие уголья новых надежд.
Алрой и Ширин возвращались из оазиса с прогулки. Он шел пешком, вел под уздцы верблюда, на котором восседала Ширин. Он то и дело поднимал глаза, заглядывал в мечтательное ее лицо, читал в нем радость предвкушения скорых перемен.
“Вот так, верхом, осилим дорогу в пустыне”, – сказала Ширин.
“Это веление судьбы”, – добавил Алрой.
“Мы созданы для неги и любви, империя для нас лишь бремя”, – заметила Ширин.
“Мудрецы нас учат, что прошлое есть сон. В текучке будней наука эта нам легковесной кажется. Остановив дней круговерть и в собственную душу заглянув, увидим, как правы седобородые. Разве вполне познали мы жизнь в пустыне, разве насладились вдосталь вкусом фиников с ключевой водой? А если человека естество жаждет возвращения в природу? Тогда зачем искать убежище в далеких странах? Впервые увидав Шериру, думал, он дикарь, теперь хотел бы стать его преемником. Ум человека слаб, вопрос изобретет, но не ответ. Одни говорят, вопросы труднее ответов, другие добавляют, задавать вопросы – наслаждение, а ответов не надобно – всегда пусты. А всего вернее – поменьше думать!”