Из‑за этих гвоздичных Леве не поздоровилось. Порча школьного имущества! Правда, керосин и тряпка сделали свое дело — бесследно исчезли с Усиковой парты и ромашки и васильки. Однако спустя несколько месяцев эта история вспомнилась, когда Усикова принимали в комсомол.
С аттестатом зрелости у Левы тоже не все оказалось гладко. Аттестат был подпорчен тройкой по химии. Серебряная медаль, о которой Лева подумывал всерьез, осталась только на рисунке в его альбоме. Отец расстраивался. Сам он работал на химзаводе — и вдруг у сына тройка по химии!
Все лето Усиков готовился к конкурсным экзаменам в радиоинститут. Выдержал если не с блеском, то во всяком случае как полагается. Получил только на два очка меньше возможного. Он уже чувствовал себя студентом, но на него совсем неожиданно обрушилось несчастье. Претендентов оказалось невероятно много, а потому были приняты лишь те, кто выдержал экзамены на круглые пятерки.
Собственно говоря, за всю свою восемнадцатилетнюю жизнь Лева не испытывал большего горя, чем этот отказ. Он не хотел идти ни в какой другой вуз, потому что, начиная с седьмого класса, его влекла к себе радиотехника. В энергетическом институте, институте связи, где тоже готовили радиоспециалистов, все вакантные места уже были заполнены, и Лева Усиков остался не у дел.
Вот когда он помучился. Ежедневно ездил в радиоинститут, где бесцельно бродил по двору, с завистью смотрел на счастливчиков, оформляющих свои документы, и ждал чуда.
Чуда не было. В конце концов Леву зачислили на заочное отделение, а вскоре — когда он показал свои знания и незаурядные радиолюбительские способности, получил премию на городской радиовыставке и его, в порядке исключения, приняли в научное общество — Усиков Лева был переведен на основное отделение.
Так бы и жить: сдавать экзамены на пятерки, хоть это и трудно ему было, работать в комсомоле, строить телевизоры, понемножку рисовать, ходить на выставки и в театры, болеть за "Спартака"… Все было бы прекрасно, но "Альтаир"…
Если Лева его не найдет, жить невозможно, совесть замучает.
* * * * * * * * * *
Поздним вечером в радиоинституте состоялось экстренное заседание комсомольского бюро первого курса. Присутствовали даже члены комитета комсомола. Вопрос — был важный и не совсем обычный: как найти ценный аппарат, потерянный в результате преступной небрежности студентов–комсомольцев Гораздого и Усикова?
Именно — как найти? Это было самым главным и неотложным. Об ответственности виновников перед коллективом разговор пойдет несколько позже, когда "Альтаир" будет возвращен в институт.
На бюро явились специально приглашенные члены научного общества: создатели аппарата, директор института — пожилой спокойный человек — и инженер Пичуев.
Он вызвался помочь комсомольцам в поисках "Альтаира", причем твердо держался мнения, что найти его должны сами конструкторы… Пусть докажут, на что они способны в трудную минуту. Не только за лабораторным столом решаются научные проблемы. Нам нужны молодые специалисты, готовые к любым жизненным испытаниям, они должны уметь применять свои знания на практике.
— Вот вам живой пример, — говорил он, рассеянно стряхивая пепел с рукава. — Надо найти решение довольно сложной технической задачи. Под силу она Гораздому и Усикову? Думаю, что да.
— Дорогой Вячеслав Акимович, — мягко обратился к нему директор, отодвигая в сторону толстый портфель, — я охотно соглашаюсь с вами. Но поймите: передатчик, созданный студенческим обществом, — это плод годового труда многих наших студентов. Есть серьезные опасения, что мы навсегда потеряем "Альтаир", если будем надеяться только на Гораздого и Усикова, — он недовольно взглянул на поникших ребят. — Можно ли им доверить поиски? Пусть решает коллектив.
Выступил секретарь комсомольской организации первокурсников. Поминутно ощупывая стриженую голову, он говорил, что впервые за истекший год бюро рассматривает столь сложный и неприятный вопрос. Гораздый и Усиков — примерные комсомольцы, за ними никогда не водились подобные проступки, поэтому подходить к решению этого вопроса надо осторожно.
— Конечно, — доказывал он, глядя на директора, — легче всего наложить взыскание, отстранить от участия в поисках и попросить дирекцию передать это дело своему хозяйственному аппарату. Пусть ищет кто‑либо из снабженцев. Но правильным ли будет это решение?
— Нет, абсолютно неправильным! — горячо поддержала его одна из студенток, член комитета. — Ребята серьезно виноваты, и мы им этого не простим. Но коллектив вправе разрешить Гораздому и Усикову исправить свою ошибку и тем самым восстановить наше доверие.
С этим согласились все. Директор предложил "усилить поисковую группу", то есть, кроме Гораздого и Усикова, поручить это дело еще нескольким комсомольцам.
Никто не возражал, но оказалось, что большинство ребят разъехались. Долго перебирали фамилии членов научного общества, но так ни на ком и не остановились. У каждого студента были свои планы, свое задание. Кто направлялся в подшефный колхоз, кто на практику, кто в экспедицию. Три члена комитета с завтрашнего дня должны были ехать на строительство новой радиостанции. Получилось так, что Гораздый и Усиков, члены научного общества, которым еще раньше было поручено испытать "Альтаир", сейчас представляли всю "поисковую группу".
Некоторые из ребят доказывали закономерность такого явления. Задание остается заданием, но значительно более сложным я ответственным. Если бы разговор шел о рядовых членах научного общества, то вряд ли комсомольцы доверили бы им практические испытания телепередатчика. Но кто же из однокурсников не знал Митяя или Леву Усикова, их упорство и настойчивость, изобретательность и, главное, преданность своему делу! Комсомольцы были убеждены, что их друзья справятся с новым заданием, чего бы это им ни стоило, оправдают доверие коллектива.
Далеко за полночь горел свет в окнах комитета комсомола. Составлялся подробный план поисков аппарата.
В третий раз поднимался на крышу продрогший Лева Усиков, сидел там с телевизором в тщетной надежде принять передачу. "Альтаир", видимо, находился далеко.
Потирая руки от холода, Лева сейчас спустился вниз и, чувствуя себя почему‑то особенно виноватым, уныло и несвязно пробормотал насчет малой высоты шестиэтажного дома и о справедливости закона распространения радиоволн.
Вячеслав Акимович взглянул на него с доброй усмешкой, потом вновь позвонил знакомому инженеру с двадцать второго этажа, договорился, что тот проведет студентов на верхнюю площадку.
Не успел Пичуев положить трубку, как раздался звонок. Кто‑то, несмотря на поздний час, звонил в комитет.
Секретарь с удивлением принял трубку от Вячеслава Акимовича.
— Кто?.. Журавлихин? Тебя‑то нам и не хватало… Понимаешь, какое дело… Уже известно? Брось ерунду городить! — Секретарь, сердился, из‑под насупленных бровей поглядывая на Усикова. — У тебя путевка пропадает… Обойдутся. Мы им уже поручили. — Он долго слушал, вероятно, какие‑то возражения, хмурился, наконец решил: — Ладно, приезжай, обсудим.
Глава 5
ДВОЙНОЕ ЗРЕНИЕ
Город еще спал, когда наши друзья поднялись с телевизором на верхнюю площадку высотного здания.
Прекрасны утренние часы. Улицы пусты. Гулко стучат по асфальту шаги одинокого прохожего. Легко прошелестит удаляющаяся машина, и снова все затихнет… Горят отблеском утренних лучей стекла в верхних этажах. Открыты двери балконов, ветер лениво шевелит прозрачные занавеси. Воскресный день. Люди еще не просыпались. Распустив длинные струи, как огромные седые усы, плывет по асфальту "машина чистоты"…
На высокой площадке, где сейчас стояли студенты, уже давно наступило утро. Солнце пришло сюда гораздо раньше, чем на улицы. В Москве его лучи сначала появляются на Ленинских горах, на золотом шпиле университета, потом на шпилях высотных зданий, на вершине телевизионной башни, в окнах двадцатых этажей, постепенно спускаясь вниз.