Прислушиваясь к разговору, Багрецов нервно ерошил волосы и чувствовал, что здесь кроется какая‑то связь между пропавшим передатчиком и невыключенной радиостанцией, оказавшейся среди грузов экспедиции.
Зина Аверина — а что это была она, читатель давно догадался, — рассказывая о цели своего посещения радиоклуба, изредка посматривала на худощавого студента с вытянувшимся, изможденным лицом, небритого, с всклокоченными, давно не мытыми волосами и мучительно вспоминала: где же она встречала его? Ей и невдомек, что этого парня, постепенно теряющего в трудном путешествии свою франтоватую внешность, видела она совсем недавно на экране телевизора.
Когда‑то Багрецов был другим — курчавым, независимым, говорил убедительным, сочным баритоном, а не шептал какие‑то жалкие слова — и, главное, где? По существу — у себя дома, в радиоклубе. Здорово подкузьмила его дорога до Новокаменска. Все тут было: шаткая экономика, тощий желудок, неудобства в пути — вот и не хватило выдержки. Заскучал, растерялся герой.
Зина посмотрела на часы, висевшие над клубным передатчиком.
— Скоро включится "Альтаир". Может быть, услышим.
— В том и беда, что не услышим, — искренне огорчился представитель новокаменских радиолюбителей. — Нету приемника на ультракороткие волны. Понятно? Ребята, конечно, сделают. Обещали, но не раньше, чем дня через три. Знаете ли, конец месяца, — оправдывался он, — все работают кто — на фабрике, кто где… пора горячая.
Серьезное осложнение. Зина этого не предвидела. Неужели напрасно отстала от самолета? Теперь жди оказии, не каждый день она случается.
— Но ведь вам звонили со станции? — настаивала она. — Вы же знаете о письме комсомольцев Московского радиоинститута?
Начальник радиоклуба только разводил руками.
— Пионеры сделали приемничек. Но пока ничего не добились. Волны для них новые. Понятно? Он то рычит, то свистит, никак не налаживается. Понятно?
— Взяли бы человека поопытнее. Пусть поможет ребятам. — Зина повернулась к Багрецову, заметив, что тот все время порывается вступить в разговор. — Вам приходилось заниматься ультракороткими волнами?
Этого вопроса будто и ждал Вадим. Что там скрывать, любил он удивить людей каким‑нибудь неожиданным эффектом. Блеснет острым словцом, забавной выдумкой и наслаждается: вот, мол, я какой, я еще и не то умею!
Даже сейчас Вадим остался верен себе. Не отвечая на вопрос Зины, молча подошел к столу, раскрыл чемоданчик, вытащил радиостанцию, затем небрежно пошарил в кармане, достал спички и зажег фитилек. Действовал он, как фокусник, чувствуя напряженное внимание, но вместе с тем и недоверие зрителей.
Минутная стрелка приближалась к двенадцати. Вадим спросил у Зины, на какую волну настраиваться, и, получив ответ, подвел указатель настройки к нужному делению. Но это еще не все. Деловито осведомившись у начальника радиоклуба насчет антенн, провода которых подходили к передатчикам и приемникам, Вадим выбрал из них наиболее подходящую, подсоединил к "керосинке", надел телефонные трубки и, щелкнув переключателем, замер в торжественном ожидании.
Новокаменский радист с немым уважением смотрел на гостя, но взгляд его все чаще и чаще останавливался на странном радиоаппарате, похожем на крохотный керогаз. Неужели его можно носить в кармане? Вопрос возник после того, как гость жестом показал на свой карман: смотрите, мол, куда помещается радиостанция.
Вдруг он замахал руками и знаком попросил закрыть окно, откуда слышался шум улицы. Постепенно лицо его вытягивалось, глаза округлялись. Он недоуменно пожал плечами и быстро передал наушники местному радисту.
— Ерунда какая‑то… Сплошное мычание…
Действительно, Вадим ничего не мог понять. Мычали коровы, блеяли овцы, слышались плачущие голоса чем‑то обиженных ягнят. Он не сомневался, что работает аппарат, потерянный студентами и неизвестно как оказавшийся среди грузов экспедиции. Впрочем, тут нет ничего особенного, и эту возможность Вадим допускал. Но откуда взялись овцы и ягнята, как ящик попал в стадо — совершенно непонятно.
Начальник радиоклуба слушал передачу с явным удовольствием, затем протянул наушники Зине.
— Точь–в-точь американский джаз, — и расплылся в широкой улыбке.
Зина не успела надеть их, как передача закончилась.
Вадима раздражала довольная улыбка новокаменского радиста. Подумаешь, остряк. Мычание — джаз? Да не все ли равно. Не за этим Вадим проехал чуть ли не две тысячи километров. Как найти аппарат — вот что должно интересовать, и не только Вадима, московских студентов, девушку, сидящую напротив, но и представителя радиолюбительской общественности Новокаменска.
Заметив недовольство москвича, он сказал:
— Вы человек не здешний. Понятно? А потому не знаете, что в нашем районе всего лишь один животноводческий совхоз, Любимовский. Понятно?
— Ничего не понятно. — Вадим потушил горелку в радиостанции. — А может, это стадо на дороге?
— Стадо! — рассмеялся начальник радиоклуба. — Видали специалист"? обратился он к Зине, как бы призывая ее в свидетели. — Я шесть лет чабаном был. Понятно? А вы говорите — стадо! Это мне‑то!..
Он внимательно прослушал передачу, поэтому точно представил себе картину и в доказательство привел столь тонкие подробности, что сомнения Багрецова постепенно рассеялись. Действительно, "Альтаир" надо искать в Любимовском совхозе, находящемся в пятнадцати километрах от города. На том и порешили.
Но не так‑то легко достать машину. Начальник радиоклуба вызвался организовать поездку в совхоз (куда еще не успели протянуть телефонную линию), звонил в разные места с просьбой одолжить на часок машину — дело чрезвычайно срочное, речь идет о судьбе важнейшего изобретения, — но все машины оказывались либо за городом — отправлены в район, — либо в ремонте. У секретаря райкома комсомола машины не было. У ДОСААФа — тоже. Директор пивзавода обещал дать грузовичок, но только часа через три. Машина уехала за тарой.
Начальник радиоклуба решил бежать в райком партии и там просить помощи. Он знал, что если расскажет секретарю об этой беде, то получит машину обязательно. Кстати, в таком маленьком городке, как Новокаменск, их было очень мало — по потребности, за полчаса можно обойти весь город.
Багрецов и Зина остались одни. Немного помолчали, но вскоре разговорились. В первые же десять минут Зина узнала от Багрецова о всех его злоключениях (конечно, кроме истории с часами), искренне посочувствовала ему и, что самое важное для Вадима, одобрила, как она говорит, "благородную цель" путешествия.
А он, обласканный ее вниманием, яростно доказывал, что в его жизни появился "личный враг No 1", то есть Медоваров. Тупой и непроницаемой стеной встал он на пути, ничтожный бюрократ, заботящийся только о своей выгоде. Позвонил какой‑то начальник — нужно устроить племянницу, — и судьба, может быть, очень ценного изобретения решена. Когда еще приведется его испытать? Ждать до будущего года? Нет уж, покорно благодарим, есть справедливость на свете.
Во всем соглашалась с ним Зина и наконец сказала, что терпеть не может двуличных людей.
— Вот видите! — обрадовался Вадим, и лицо его осветилось детской улыбкой. — Но некоторые из моих друзей, считают, что я не прав. Начальству, мол, виднее. Да я бы и сам никогда не решился догонять экспедицию, если бы мне русским языком сказали, что "керосинки" не нужны. Но ведь это не так. Они очень понравились начальнику экспедиции, потому он и приказал взять меня. Кого я должен слушать? Его или подхалима Медоварова?
Зина покачала головой и осторожно, не желая огорчать Багрецова, спросила, не допускает ли он мысль, что Медоваров согласовал свои действия с начальником экспедиции.
— Бывают руководители, которые сами никогда не откажут, за них это делают подчиненные.