Митяй усмехнулся его детской наивности.
— Ничего особенного. Земная передача.
— Ты с ума сошел! — рассердился Левка, ударив себя кулаком по колену. Человек не может дать такой власти ни собакам, ни зверям. Да и нет таких зверей на земле. Человекообразные-остроголовые… Может, встречались в… этой самой… ну, как ее?.. мезозойской эре? — Он в задумчивости потер лоб. — Нет, не припоминаю. Вероятно, профессор знает.
— Глупо спрашивать, — сказал Митяй, испугавшись, что Левка сейчас же побежит к Набатникову. — Не вздумай ему рассказывать — стыда не оберешься!
Лева смешно вытаращил глаза.
— Но почему же?
— А потому! — оборвал его Митяй. — Нечего к серьезному человеку с ерундой лезть. Ведь это бред собачий, причем в буквальном смысле.
— Ты же ему свои чертежи показывал? — не удержавшись, съязвил Лева.
— Спасибо за сравнение! — вежливо поклонился Митяй.
— Прости, больше не буду, — Лева боялся, что снова возникнет ссора. Шуток не понимаешь…
— Нет, твоего остроумия.
— Довольно болтать! — поморщившись, сказал Журавлихин. — Устал я от ваших пререканий. Идите на палубу. Скоро большая пристань.
— Идем вместе, Женечка, — лисой подкатился к нему Лева. — Вечер теплый, закутаем тебя. Надо же воздухом подышать.
— Ладно, идемте. Уговорили.
— Ты бы хоть напудрился, — предложил Митяй, рассматривая малиновое лицо Левки. — Да нет, пожалуй, ничего. Подумают — загорел, кожа слезает.
Лева зашел в свою каюту и там, двигаясь перед зеркалом взад и вперед, примерял кепку Митяя, рассчитывая найти такое положение под лампой, где бы тень от козырька закрывала все лицо. Он помнил, что на палубе горели верхние матовые плафоны.
Свежий ветер гулял по палубе. Женю с накинутым на плечи одеялом Митяй повел с подветренной стороны. Придерживая кепку, Лева шел рядом.
Профессора они нашли на скамье неподалеку от кормы.
— Наконец-то! — обрадовался он. — А я жду, волнуюсь, как мальчишка… Были передачи?
— Да, — ответил Женя. — Ничего они не могли подсказать. Но почему же вы не зашли?
— Не имею права. Серьезным испытаниям мешать нельзя. Садитесь, ребятки, сказал он, похлопывая руками по скамейке. — Проведем небольшую научную конференцию.
После того как были разрешены некоторые технические вопросы, профессор поинтересовался, что ребята увидели на экране.
Женя прежде всего вспомнил старика, который едет на новое место работы. Неугомонный человек!
— Есть у кого поучиться, — усмехнулся Набатников. — Много я видел стариков. Как правило, работают здорово.
Женю почему-то задело это замечание, Митяя тоже. Усмехнувшись в кулак ладно, мол, поучимся, можно и не повторять лишний раз, — он промолчал, а Женя попробовал возразить:
— Опять отцы и дети? Ясно, мы должны учиться у вас. Но разве мало сделала советская молодежь? Есть достойные примеры.
Набатников положил руку ему на плечо.
— Во-первых, рано вы меня записали в старики: прожил каких-нибудь полвека, еще столько же осталось. А во-вторых, с молодых и спрос другой.
Он говорил ребятам не очень приятные для них вещи. Говорил, что есть кое у кого из молодых превратное представление о правах и обязанностях гражданина. Люди старого поколения дали молодежи очень многое. В трудные годы отрывали у себя последний кусок. Права молодым даны огромные, таких нет и не было ни у одного молодого человека капиталистического мира. Молодежь активно пользуется своими правами, но не всегда хорошо помнит обязанности. Скрепя сердце ребята согласились с этим.
Провожая взглядом проплывающий мимо караван судов, Набатников говорил:
— Не думайте, что перед вами сидит недовольный, брюзжащий старик, обремененный годами и болезнями. Старики всех эпох привыкли жаловаться на молодежь. «Ах, эти нынешние!» — шамкая беззубым ртом, твердили они, завидуя молодости и здоровью. А я нисколько не завидую. Желаю и вам прожить такую интересную, полную жизнь, какая выпала на мою скромную долю. Да и впереди есть чему порадоваться. Говорю я с вами по душам, как с друзьями. — Широко раскинув руки, он обнял ребят. — Думаю, что не обидитесь. Так вот, насчет обязанностей. Не могу сказать, чтобы вы их не знали. Хорошо учиться, хорошо работать, быть достойной сменой — все это известно вам с детства. Но ведь этого мало. Мне иной раз представляется высокое, уходящее в небеса здание. На самый верх поднимаются уже последние камни, их надо обтесать, отшлифовать, чтобы сияли они в веках. А я вроде каменщика. Хочется мне самому шлифовать камни, да так, чтобы ими любовались потомки. Но бывает и по-другому: приходится заниматься грубой работой, не шлифовать, а обтесывать камни, если над ними трудились нерадивые, равнодушные люди, каких еще много встречается. Значит, всем нам придется обтесывать не только камни, но и человеческие характеры. Некоторые психологи утверждают, что юности свойствен эгоизм — черта характера сомнительной ценности. И действительно, кое-какие эгоистические наклонности свойственны многим из вашего брата.
— Какие, например? — спросил Женя.
— По-моему, одной из обязанностей молодого человека является постоянная самопроверка, с достаточным ли уважением он относится к окружающим. Приведу пример. Часа два назад в тихую гостиную, или, как ее здесь называют, салон, вошла группа молодых экскурсантов. Веселые ребята, чудесные. Но они никого не замечали, что говорило о полном неуважении ко всем, кто там сидел. До этого люди играли в шахматы, читали, ужинали, спокойно разговаривали. И вдруг в этот тихий мир ворвалась ликующая молодость. Однако, как это ни странно, никому она не показалась особенно обаятельной. Ребята были увлечены лишь друг другом. Им было весело. Хохотали над своими остротами, прямо надо сказать, не очень умными, пробовали петь. Они были эгоистами и считали себя там единственными хозяевами. Но ведь дело в том, что молодежь должна чувствовать себя хозяевами Земли — именно так, с большой буквы, — а не гостиной теплохода.
— Вы абсолютно правы, — сказал Лева, подвигаясь ближе. — Такие случаи можно видеть в троллейбусе, в пригородном поезде, всюду. Но ведь это идет не от того, что… это самое… ребята не уважают старших, а просто их никто не останавливает.
— Значит, опять виноваты равнодушные люди, — разводя руками, заявил Афанасий Гаврилович.
— А сами-то вы предупредили ребят? — спросил Митяй.
— Неукоснительно. Но память у них короткая. Стоило мне уйти, как опять пошел дым коромыслом. — Профессор вздохнул. — Пришел помощник капитана и голосом, не предвещающим ничего хорошего, предложил ребятам спуститься на нижнюю палубу. Ребята подчинились, а получилось скверно, обидно за них. Нельзя же, чтобы молодой человек нашего великого времени, бывая в общественных местах, признавал авторитет только администрации и милиционера.
О многом говорил в этот вечер профессор Набатников. Он был искренним другом юности, но другом требовательным, а подчас и жестоким.
Несмотря на свой почтенный возраст, Афанасий Гаврилович горячо любил общество молодежи, — ходили вместе на лыжах, бродили по горам. Любил острое словцо, и часто его звучный хохот разносился по парку, где, сидя на скамейке, он подолгу беседовал со своими молодыми друзьями. Любил живую, задорную песню, смелую шутку, серебристый девичий смех. Любил все, что выражало непосредственность, свежесть и радость юности.
Но всему свое место и свой час. Люди работают, думают, отдыхают. После гула и грохота заводского цеха, гудения турбин, стука отбойных молотков, шума улицы, автомобильных гудков тишина — большое счастье. Набатников напоминал ребятам, что есть целые институты, занимающиеся тишиной. Сотни ученых работают над тем, чтобы создать бесшумные шестеренки, неслышные станки, моторы, машины. Они изучают шумы городских улиц, ткацких фабрик, заводских цехов. Многие миллионы государственных средств идут на то, чтобы сделать бесшумные поезда, трамваи, автобусы. Строители все время придумывают новые звукоизолирующие материалы для перегородок в домах. Инженеры строят совсем бесшумные лифты и эскалаторы. Врачи изучают влияние шумов на работоспособность и здоровье людей. Все это делается ради покоя советского человека. Нам дорог его труд и отдых.