Над этим изобретением Набатников смеялся до слез. Потом вновь заговорил о наболевшем, что его всерьез беспокоило:
— К шпаргалкам некоторые комсомольцы относятся в шутку. Дескать, о чем речь, явление абсолютно «нетипичное»! Пусть так, но ведь это ложь. Кого человек обманывает? Профессора, принимающего зачет? Нет! — в глазах Афанасия Гавриловича появился неласковый блеск. — Прежде всего — государство. Недоучки ему очень дорого обходятся. Кроме того, он лжет коллективу, а не Ване или Мане, хотя и за это в детстве его по головке не гладили. — Он нервно похлопал себя по карману, достал спички. — Но разве только в шпаргалках дело? — Зажег спичку, она погасла на ветру, профессор не заметил этого и продолжал: — А штурмовщина? Человек месяцами ничего не делает, развлекается. Подходит сессия. Аврал! Свистать всех наверх! Три ночки не поспит — и все уже знает. А мы-то, дураки старые — профессора, методисты, — пыхтели, составляли графики, рассчитывали, за сколько часов молодой человек может усвоить предмет, да, избави бог, не велика ли нагрузка для организма. Советовались с медиками, спорили с директором, обсуждали все это в парткоме и комитете комсомола. В конце концов, получалось, что только при ежедневной подготовке человек будет знать требуемый материал. И вдруг — полнейший переворот в педагогике! Нашлись новаторы, опрокинули все нормы и разработали, по примеру токарей-скоростников, «скоростной метод» подготовки к экзаменам.
— Вот и получается, — продолжал Набатников, глядя на погасшую спичку, снимают они только верхнюю тонкую стружку, а до глубины добраться некогда. Где уж там думать об отшлифовке. Поверхностный подход. Вместо солидных трудов эти «новаторы» еле-еле успевают прочесть популярные брошюрки да беглые свои конспекты. Обман это или нет? Как хотите, друзья мои, но думаю, что чистейший! Не обижайтесь, я прав. Покопайтесь в своей памяти.
Да, все это было, Набатников не ошибался. Женя не раз выступал и в комитете и на общих собраниях по поводу неуспеваемости, сурово громил двоечников, которые покорно ждали своей участи и готовились к взысканиям. Осуждал штурмовщину. Ведь это вполне понятно: если студент сейчас не умеет нормально работать, то что с ним будет на производстве? Там постановка другая: инженеры не рассчитывают на выполнение квартального плана за три дня. Женя выступал против зубрил и начетчиков, против легкого отношения к труду, против ложно понятой взаимной выручки, когда староста группы «не замечает» отсутствующего на лекции приятеля. И Женя впервые осознал, что все эти пока еще не изжитые болезни в институте надо оценивать гораздо суровее, чем он делал. Все-таки прав Афанасий Гаврилович, есть прямое слово — обман. Пусть мелкий, иной раз неосознанный. В самом деле, ведь сдал экзамен; мало ли как я готовился, одному нужно десять раз прочесть, а другой на лету схватывает. И это неправда. Нет предела человеческому знанию. Никогда не скажешь, что знаешь все. Ты способен, умен, с тебя и спрашивается больше.
Шаг за шагом Женя припоминал свою работу в комитете комсомола и чувствовал свою вину. Болтовни было много, а прямоты недоставало.
Он поднял голову и посмотрел в туманно-сизое окно. «Горьковский комсомолец» подходил к дебаркадеру, где, освещенная фонарем, виднелась надпись: «Васильсурск».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
НА АЭРОДРОМ!
Прав был инженер Пичуев, утверждая, что не может быть у нас изобрететелей-одиночек, что любая сложная задача решается творческим коллективом института или завода, а чаще всего обоими вместе. Так же прав был Пичуев, говоря, что особо важные проблемы решаются параллельно в нескольких институтах, конструкторских бюро и заводских лабораториях.
А потому, если бы всего лишь несколько дней назад ему сказали, что дальность действия телевизионного передатчика можно увеличить в десятки раз, обратившись к работам молодого конструктора, который даже не видел телецентра и не умеет читать радиосхем, то Вячеслав Акимович посмотрел бы на шутника с привычным ему насмешливым скептицизмом.
Ясно, что молодой конструктор, о котором идет речь, не одиночка, за его спиной — мощный коллектив специального конструкторского бюро, но и в этом коллективе вряд ли нашелся бы инженер, знающий хотя бы формулу распространения ультракоротких волн над земной поверхностью. Значит, как это часто бывает в жизни научных коллективов, решение задачи увеличения дальности телевидения пошло по новому, не радиотехническому пути. В этом не было ничего необычайного, если вспомнить десятки и сотни случаев, когда представитель совсем другой профессии подсказывал радистам или химикам новое, неожиданное решение.
Годами сидит инженер над расчетами в каком-нибудь электротехническом институте, исследует разные схемы, тяжело, как бы по ступенькам, забирается на кажущуюся ему огромной высоту. И вдруг в один прекрасный день инженера вызывает директор института и протягивает ему две странички и фотокопию чертежа. «Ваше мнение?»
Взглянет инженер на чертеж — и в глазах потемнеет. Просто, необычайно просто! Великолепный прыжок! А он-то, слепой и бездарный, ежегодно поднимался на крохотную ступеньку, и там, вытирая пот, радовался своему ничтожному успеху. Но в конце концов решил задачу не он, а какой-то техник, предположим, из торфяного института. Он советует использовать метод, широко применяемый в торфяной промышленности.
Начинается новый этап. Неизвестного электрикам техника вызывают для реализации своего предложения. Работает он вместе с опытным инженером-электриком, который когда-то шел по маленьким ступенькам, а сейчас избрал новый путь, подсказанный изобретателем другой специальности. Всем известна история, как изобретатель Игнатьев придумал самозатачивающийся инструмент. Сколько бы им ни резали, ни сверлили, он не тупится, как и зубы грызунов, Игнатьев не специалист-инструментальщик. Что он понимал в технологии стали и резцов? А может быть, и не нужно понимать? Иногда исследователю, конструктору, инженеру следует посмотреть на свою работу со стороны, позабыть все, что он знал о ней, и взглянуть глазами ученого другой специальности: нельзя ли, мол, подойти к решению иначе, используя достижения совершенно не родственных ему наук? Вот почему сегодняшний советский инженер должен быть всесторонне образованным. Вот почему большие дела одновременно решаются разными институтами, часто очень далеких друг от друга специальностей.
С этим весьма положительным явлением, характерным для советской исследовательской мысли, и встретился инженер Пичуев, когда познакомился с метеорологами.
Получилось это так.
Метеорологи разрабатывали новые аппараты для автоматической радиопередачи сигналов погоды, то есть температуры, влажности, направления ветра и так далее. Радиостанции с этими приборами (сокращенно — АРМС) устанавливались в разных местах страны, чаще всего в горах, на островах, в малодоступных местностях. Ежедневно в определенные часы радио автоматически передает нужные синоптикам сведения, на основании которых составляются специальные карты погоды. Но метеорологи оказались жадными и требовательными (впрочем, так же, как и многие другие ученые). Им было мало сведений, посылаемых радиостанцией. Они захотели видеть собственными глазами, как выглядят облака над пустынным островом, где никого нет, и только торчат одинокие мачты антенны. Им нужно было знать, что это за облака. Перистые или кучевые? Нет ли вдали грозового фронта? А если так, то не могут ли уважаемые специалисты телевидения сделать простой аппарат, который несколько раз в день показывал бы состояние неба.
В Институт электроники и телевидения приехал старый радиоинженер Борис Захарович Дерябин. После недолгого разговора с директором Бориса Захаровича привели в лабораторию к Пичуеву.