Ночь обещала быть холодной. Одна рубашка, без пиджака, и парусиновые брюки вряд ли могли служить Левке надежной защитой от холода. Собираясь в путешествие, он так торопился, что позабыл даже куртку, и ежился сейчас у потухающего костра. Да и Журавлихину с его хлипким здоровьем не очень-то жарко.
Впереди темнели заросли ивняка. Митяй направился к ним. Под ногами при каждом - его тяжелом шаге жалобно всхлипывали мшистые кочки. Обламывая сухие ветки для костра, он думал о своем чудаковатом друге, о его детской наивности и полном отсутствии какого бы то ни было практического познания жизни. Это сказывалось и в мелочах, как сейчас, - отправился в путешествие совсем налегке, - и во многом другом. Восторженное, а подчас и суматошное восприятие окружающего мешало Левке принимать правильные решения. Например, чего стоит его предложение ехать вдоль берега Волги на попутном транспорте - поездом так поездом, машиной так машиной - и в это время попытаться принять «Альтаир»!
Ясно, что с этой идеей не могли согласиться ни Женя, ни Митяй. Не везде вдоль реки идут шоссейные дороги, тем более железнодорожные линии, - в том легко убедиться, заглянув на карту. Лучше уж ждать приема в одном месте, а не носиться по всему берегу.
А ведь как Левка спорил! Как доказывал! Кричал, задыхался - глаза на лоб, - грозился бросить всю эту затею и оставить друзей одних. Пусть сами выкручиваются. Конечно, это были одни слова: не такой человек Левка, чтобы отказаться от выполнения своего долга перед товарищами. Пришлось ему все-таки покориться.
Митяй наломал охапку сухих веток и возвратился к костру.
- Никакого намека на передачу, - вздохнув, сказал Усиков, потирая руки от холода.
- Что и требовалось доказать. - Митяй бросил несколько веток в костер. Перешел на второй курс и уже начал пересматривать теорию. Не дорос еще, Тушканчик.
Лева скривил рот в пренебрежительной улыбке и демонстративно повернулся к Жене.
- Я насчет блуждающего глаза. Понимаешь, Женечка, когда я по-настоящему… в общем, глубоко подумал об «Альтаире», мне стало не по себе.
Журавлихин слабо улыбнулся.
- А как же ты думал? Если виноват, то должен отвечать не только перед ребятами, но и перед своей совестью.
- Вот именно, перед ней, - быстро согласился Лева. - Но я говорю в более широком смысле. Ведь «Альтаир» все видит, все слышит… Конечно, за такое растяпство, когда аппарат посеяли, снисхождения нет, - он искоса взглянул на Митяя. - За это самое надо здорово вздрючить, прямо ноги вырывать. И если мы не найдем его, пусть до самой смерти нас совесть мучает. Так и надо растяпам!
- Заладила сорока… «Совесть», «совесть»! - заворчал Митяй, ломая сухие ветки. - Без тебя тошно.
Он говорил с нарочитой грубостью. Больше всего на свете он ненавидел сладко-сентиментальное отношение между друзьями, когда взрослые ребята называют друг друга уменьшительными именами, при встрече целуются, как девчонки, и напоказ перед всеми подчеркивают свою «нежную дружбу». Вот и сейчас он не хотел, чтобы Левка почувствовал его заботу. Ветки для костра мог сам принести, не барышня на высоких каблуках: «Ах, ах, испачкаюсь!»
Митяй смотрел на него с досадой - Левка действительно вымазал углем свои парусиновые брюки. Как за малым ребенком надо водить.
- Вы подежурьте, ребята, а я на почту слетаю, - рассеянно глядя на разгорающееся пламя, сказал Женя. - Может, телеграмма пришла.
- Не мое это дело старшим указывать, но думаю, что ты скоро соскучился, съязвил Митяй, садясь напротив Журавлихина. - Впрочем, извиняюсь, ошибся, мы все ждем технической консультации от лаборантки Колокольчиковой.
- Вовсе не остроумно, - вступился Усиков. - Тебе известно, что Надя обещала найти того парня… Помнишь, собирался ехать в экспедицию. И нечего подкалывать. Иди, Женечка.
Он ушел. Ведь надо было еще было поговорить с Москвой. В комитете комсомола с нетерпением ждали результатов поисков «Альтаира». Ясно, что ничего утешительного Женя сообщить не мог. Вот уже несколько часов прошло с тех пор, как ребята стали дежурить на берегу, но на сером экране не было ни малейшего проблеска, никакого намека на передачу.
За эти часы проходило много судов. Лева насчитал их не менее сорока. Почти все они шли груженые, вниз по течению. Станки, краны, электромоторы, кабели, насосы, автомобили посылала столица на строительства, сельскохозяйственные машины на поля.