По выходе из гор мы направились по ровной, твердой поверхности пустыни, почти сплошь усеянной щебнем, галькой и гравием, сквозь которые пробивался низкорослый, тощий вереск, колючки и низенькие кустики карагана, но последние, по мере удаления от гор, исчезли и встречались далее только в неглубоких рытвинах, образуемых, вероятно, весенними потоками.
Равнина, по которой мы шли, сначала на протяжении первых 25 верст имеет легкий склон на юг, потом начинается слабый, едва заметный подъем к стороне протянувшейся по пустыне с северо-запада на юго-восток невысокой цепи гор Намейчю, сочленяющейся с помянутой окрайною цепью верстах в 40 от дороги увалами, покрытыми мелкосопочником, среди которого резко выделяется высокая гранитная гора Бабагай.
Протяжение же этой поперечной цепи незначительно: пройдя верст 40 от дороги к юго-востоку, она оканчивается в пустыне мелкосопочником. Поднимаясь к ней по отлогому склону, мы неоднократно встречали на поверхности совершенно ровные, в виде огромных плит, обнажения желтого гранита, совершенно сходного с гранитом горы Ушкэ, о которые копыта наших лошадей звучали, как по каменной мостовой. Наконец, отойдя верст около 30 от предыдущей станции, мы вступили в широкую поперечную долину цепи Намейчю.
Обнаженные горы этой цепи, состоящие из черного кремнистого глинистого сланца, имеют траурный, печальный вид и производят такое грустное настроение в наблюдателе, что так и хочется скорее их покинуть. Среди пологих, куполообразных черных высот воздымаются изредка такие же куполы желтого гранита, совершенно сходного с виденным нами на пути. Желтый гранит здешних высот легко выветривается, и образовавшийся из него песок разносится ветрами, так что поблизости этих высот всегда встречаются песочные наносы, остановленные в своем движении неровностями местности.
Пройдя около 3 верст горами, мы остановились в той же поперечной долине у маленького источника Чюйже, вытекающего из скалы, около которого есть небольшой оазис с весьма скудною травянистой растительностью. Но и этот жалкий оазис с своим источником представляет тут щедрый дар природы, и без него едва ли возможно было бы движение поперек пустыни, так как до следующего оазиса считается отсюда 72 версты и на всем этом пространстве нет ни капли воды, ни одной былинки. Если же отнять от нее оба эти смежные оазиса, то наверное можно сказать, что ни один человек не осмелится летом пересекать ее в этом направлении.
Несмотря на крайне бедную природу описываемой пустыни, в ней живут, однако, некоторые млекопитающие. Подходя к роднику Чюйже, мы встретили около него стадо волков, приходивших сюда, очевидно, на водопой, а присутствие этих плотоядных указывало, что тут должны водиться и некоторые травоядные. Действительно, во время нашей стоянки у источника Чюйже, сайги, томимые жаждой, неоднократно показывались на соседних высотах и стояли подолгу, не осмеливаясь в нашем присутствии приблизиться к воде, но едва только наш караван успел отойти с ½ версты от родника, как их сбежалось туда штук около двадцати.
У ключа Чюйже мы простояли целые сутки: нужно было дать отдохнуть хорошенько лошадям и верблюдам для предстоящего трудного перехода в 72 версты по совершенно безводной местности. Эту длинную станцию, по крайней мере в летнее время, проходят всегда ночью, так как при дневном зное, достигающем здесь 40° по термометру Реомюра[5], движение становится крайне затруднительным даже для верблюдов, не говоря уже о лошадях, из которых только разве самые сильные и выносливые способны выдержать такой длинный переход в страшную жару.
Поэтому и мы порешили сделать этот переход непременно ночью, дав кратковременный роздых на полпути. Запасшись на всякий случай водой и напоив вдоволь верблюдов и лошадей, мы выступили в путь около 5 часов пополудни; жар уже спал, но термометр Реомюра показывал еще +28° на солнце. Сначала версты 3 мы шли горами Намейчю по широкой и ровной поперечной долине, а потом вышли на обширную равнину Бартэн-соби.
Эта равнина показалась нам, сравнительно с Ламан-Крюм гоби, еще более пустынною: там по крайней мере почва везде покрыта тощим вереском и колючками, между тем как здесь встречаются местами глинистые пространства, совершенно лишенные и этих жалких кустарников. В остальных местах поверхность равнины, в особенности на севере, покрыта щебнем, галькой и гравием и вообще отличается таким же характером, как и поверхность Ламан-Крюм-гоби, с той лишь разницей, что здесь, в северной части, следы распавшихся на месте гор сохранились с еще большей ясностью.