Такая же ситуация могла иметь место и в горах Саяно-Алтая. Вбирая в свой состав мигрантов-тюрков или растворяясь в их племенах (что заняло немало времени), аборигены должны были найти соответствующие обозначения для новых брачных партнеров и просто соседей. И тогда была использована уже известная схема противопоставления хвойных и лиственных пород деревьев. Вот что интересно. Много позже на северной периферии тюркского мира, в его укромных уголках, некоторые народы (камасинцы, чулымские тюрки, таежные тувинцы) считали, что они происходят от древнего народа, «задавившегося» с появлением березы. Быть может, так преломилась в фольклоре память об исчезновении (ассимиляции) дотюркского населения?
Со временем острота первичного противопоставления снижалась, сложный синтез кетских, самодийских и тюркских элементов привел к формированию уже известных нам тюрков. Но как только возникала ситуация «свои — чужие», вновь общество использовало знак березы для обозначения пришельцев. Когда в Южной Сибири появились русские, возникли (задним числом) предания, что белая береза предвозвестила приход белого царя.
…Осенью в лесах Алтая, осыпаясь, незаметно «исчезают» березы, но еще четче прорисовываются в голубизне силуэты кедров и елей. Темный лес остается в одиночестве — до следующей весны.
Мы рассмотрели основные элементы ландшафта реального и мифологического Алтая. Читатель мог заметить, что при их кажущейся простоте в целом создается сложная и причудливая картина Вселенной, в которой человек занимает срединное положение. Его Алтай есть наиболее реальный и надежный мир, это сердцевина мироздания. Здесь человек находится под защитой и опекой гор и небес, деревьев и предков, огня и земли. Вот странно: при обилии в мифах и эпосе разного рода чудищ и злодеев у человека не так уж много врагов. «Страшные» фигуры при ближайшем рассмотрении оказываются то тенями старых и полузабытых духов, то комичными и нецеленаправленно злыми персонажами типа Дьелбегеня. Главный враг всегда — человек, чужеземный хан, завоеватель. Это, пожалуй, единственное зло, от которого нет защиты…
Правда, жизнь человека и без того не может застыть в неподвижном благоденствии. Людям постоянно докучают всевозможные мелкие духи — кöрмöс. Эта безымянная рать делится на духов чистых и нечистых. Первые принадлежат людям и могут составить даже как бы приданое, привозимое женой в дом мужа. Они невидимы, но могут дать знать о себе звуками. По материалам Н. И. Шатиновой, кöрмöсы охраняли вход в аил, не впуская плохое и пропуская хорошее. Домашние духи укрепляют границы жилища и делают это не зря. Вокруг жилищ снуют злые духи и стремятся незаметно проникнуть внутрь, спрятаться в доме за кровать, сумы. Наиболее опасным было время заката солнца, когда кöрмöсы «кишмя кишат». Если на закате человек засыпал, то злые духи могли похитить его душу. В это время вступали в действие специальные правила поведения, призванные уберечь людей. Детям де разрешали плакать (чтобы не привлечь духов), из дома не выносили ни огонь, ни молоко (главные святыни и сакрально чистые «вещи»).
Считали, что души умерших людей могут стать злыми духами. Поселившись в своем бывшем доме, дух умершего шамана пугал проходивших мимо мяуканьем или криком совы. Встречались злые духи и поодаль от жилища. Как пишет Н. И. Шатинова, почти в каждой местности были тургакту дер — места, где нечистая сила могла остановить лошадь. Чтобы сдвинуть с места лошадь, хозяин спешивался и, поднимая поочередно ноги лошади, высекал огнивом огонь под копытами. Боялись злые духи веток колючих кустарников, а задобрить их можно было угощением. Волей-неволей людям приходилось мириться с беспокойными соседями. Были и специалисты, которые могли увидеть невидимых духов. Ясновидцы (кöспöкчи) пользовались большим уважением, они могли определить, куда угнали лошадей злые духи, где лежит потерянная вещь и т. д. Духов могли видеть и собаки-кöспöкчи. Таковыми считались собаки со «вторыми глазами» (пятнами над обычными глазами). Лаем они предупреждали хозяев, что возле дома объявился злой дух. Если такое случалось ночью, люди считали за благо не выходить из жилья наружу. Надо сказать, что представления о кöрмöсах хорошо сохранились на Алтае и поныне, хотя им, конечно, не уделяют уже такого, как прежде, внимания.
И все же соседство со злыми духами не слишком тяготило и пугало людей. Они никогда не жили в «осаде», в глухой защите, предпочитая противопоставить нахальству злых духов осторожность и предусмотрительность. В этом взаимодействии и духи, и люди «играли» по правилам.
Невольно задаешься вопросом — а было ли вообще пространство, «свободное» от разного рода духов? Ими изрядно начинено жилище, они снуют вокруг стойбища, мелькают в горных лесах, мерещатся в небесах и глубинах земли… Повсеместно рядом с людьми существует еще одно сообщество, созданное их воображением, но от этого не менее реальное для традиционного общества. Плод человеческой интуиции и мысли — мир духов — начинает множиться, заполняя весь мир. Но мир этот не есть нечто совершенно чуждое для людей. В этом достаточно убедиться, проследив родословные духов. В большинстве своем духи среднего мира — бывшие люди, умершие шаманы, чтимые предки. К ним и обращаются как к отцам («белобородые отцы наши»), к дедам, дядям и т. д. Это очень точный психологический ход: не отгораживаться от «соседей», не объявлять их врагами рода человеческого, а найти иную форму сосуществования. Ведь по данным мифологии духи-хозяева являются таковыми по праву первенства, старшинства. Они «заняли» горы, воды и леса задолго до появления человека… Соответственно, люди ощущали себя младшими, потомками, считая тех старшими, предками. И все отношения сообщества людей и сообщества духов строятся именно как отношения младших и старших:
Поступая по обычаю предков, алтайские шаманы любили подчеркнуть, что забота о народе (о «черноголовых») — обязанность духов. Как разнообразно и убе-бдительно варьируется в шаманских стихах тема мольбы, просьбы, и мольбы вовсе не унизительной, ведь Просят-то предков. (Хотя иногда в целях усиления драматического эффекта шаман использует уничижительные для себя эпитеты, но и это — правила игры.) Отправляясь к сыну Ульгеня — Каршыту, шаман начинал с таких слов:
Данники-народы пришли с просьбой.
Ради этого, ведающий моей головой, Баяна мой!
Руководящий (мною) великий Бог мой!
Ради этих данников, мной руководя,
пусть он благословит!
Когда земля и небо творились,
С тех пор осталась исповедуемая вера наша;
Поклонявшиеся семь поколений верующими остались
В тебя, Бог наш, которому поклонялись.
Этот народ пришел с просьбой,
Называя (тебя): белый свет, луна и солнце,
Поэтому данники просят с верою.
Молясь же Алтаю, шаман жалуется ему на бедственное положение соплеменников и вновь, как у старшего, просит помощи:
Малый народ бедствует.
Что мне делать, мой чистый Алтай?
Белобородые отцы мои!
Возносимый великий мой Алтай!
Даст ли (Алтай) благополучие?
Будет ли так, чтобы в пуповину нашу грязь
не попадала? —
Будет ли так, чтобы на ресницах наших не было слез?