На Алтае скрытое недовольство и напряженность усугублялись еще одним обстоятельством. К концу Ж XIX века набрал силу процесс консолидации алтайских племен и родоплеменных групп. Не следует забывать, что употребляемый нами термин «алтайцы». применительно к XIX и предшествующим столетиям довольно условен. Таковыми жители Алтая себя еще не осознавали, да и не являлись. Здесь вперемешку жили представители родственных племен: телеуты, теленгиты, алтай-кижи, телесы и т. д. Вероятно, лишь после падения Джунгарского ханства и стабилизации этнической ситуации начинается — медленно, но верно — процесс сближения этих племен. Центром притяжения, в силу многих исторических причин, стали алтай-кижы; они впоследствии и дали имя новой народности. Образование нового этнического организма — процесс небезболезненный, противоречивый. Когда он только начинается, всегда есть несколько возможных вариантов его развития. Осуществляется же лишь один, наиболее жизнеспособный. Каждый раз, когда на исторической сцене появляется новая этническая общность, она задается вопросами: кто мы, откуда пришли, кто наши предки, во что мы верим?
Как мы видим, алтайское общество начала XX века искало ответы на многие вопросы своей жизни. Влияние буддизма и христианства отозвалось смятением в умах. Кризис старого шаманизма также побуждал задуматься о том, во что же можно верить. Сдвиги в экономике и политике усугубили кризис. Нужен был лишь мессия. И он явился.
Весной 1904 года в поведении и умонастроениях алтайцев обозначился резкий перелом. Обычно кочевавшие в отдаленных урочищах алтайцы стали группами появляться в русских селениях. Они старались истратить все имевшиеся у них в наличии русские деньги. В лавках закупались разнообразные продукты и товары. Особенным спросом пользовались чай, порох, материя синего и желтого цвета. Кочевники подкидали насиженные места, переносили юрты из поселков. Стали исчезать шаманские жертвенники таилга. Вместо них появились новые: на березках около юрт и внутри жилищ развешивались синие и желтые ленты бязи. Над юртами устанавливались флаги из белой кошмы. Вместе с таилга исчезли фигурки домашних божков, шаманские бубны. Камлания Почти прекратились.
Алтай был полон слухов и тревожных ожиданий. Вспомнили, как еще в 1900 году обвалилась одна из трех снежных шапок, венчающих гору Белуху. Этим «знамением» попытался воспользоваться монгольский лама. Объявив себя Ойротом-ханом, он стремился найти среди алтайцев своих приверженцев. Эта авантюра закончилась высылкой ламы за пределы Русского Алтая. Но весной 1904 года изменила свои очертания вторая снежная вершина Белухи и оживились мессианские настроения южных алтайцев. У них существовало предание о том, что Ойрот-хан объявил перед своей смертью: «Когда упадут три снежные сопки, из которых Катунь берет свое начало, знайте, что время моего пришествия близко». Вероятно, легенда была широко известна. Весной 1904 года пошли слухи, что одна из сопок вот-вот может рухнуть.
Брожение захватило разные районы Алтая, но уже в мае того же тода ясно обозначился центр. Им стал район Западного Алтая, долины рек Кан, Ябоган и Чарыш. Места эти еще в 90-х годах прошлого века были названы в миссионерском отчете оплотом шаманствующего Алтая. Теперь сюда стали съезжаться алтайцы и из других районов. Они собирались в долине Теренг, неподалеку от села Усть-Кап, где устраивали общественные моления. Именно здесь явился мессия — Белый всадник.
Всадник явился бедному алтайцу по имени Чет Челпанов, который жил здесь со своей дочерью — четырнадцатилетней Чегул. Как позже рассказывал Чет, он встретил всадника в белом одеянии с двумя спутниками. Спутники перевели Челпанову речь, с которой обратился к нему Белый всадник. Обращение это примечательно тем, что является манифестом бурханизма:
«Я был и буду во веки веков. Я — глава ойротов, что и объявляю вам, ибо время близко… Ты, Чет, человек грешный, а дочь твоя безгрешная. Через нее возвещу всем алтайцам свои заповеди. Заповеди мои следующие.
Табаку не курить, а если кто не может воздержаться от этой привычки, пусть к табаку подмешивает две части березовой коры. Убейте всех кошек и никогда впредь не допускайте их в свои юрты. Не рубите сырой лес. Не колите в пищу молодого скота. Не ешьте крови животных. При встрече говорить друг другу «иакши» (хорошо) и ничего «нового» не спрашивать, как это делалось у вас раньше. Каждое утро и каждый вечер брызгайте вверх и на все четыре стороны молоко. Поставьте внутри юрт, и у дверей, в передней (почетной) части юрты четыре березовые кадильницы и четыре березы. Жгите в кадильницах V вереск. Не угощайте при встрече друг друга табаком. Вместо трубки давайте (друг другу) веточки вереска и говорите при этом «иакши». Бубны камов (шаманов) сожгите, потому что они не от бога, а от Эрлика. С христианами (с новокрещеными алтайцами) из одной посуды не ешьте…
Когда-то все мы были подданными Ойрота и теперь будем знать его одного… Повесьте на березках лепты пяти разных цветов в знак существующих на земле пяти главных племен и пяти главных религий. Главное ваше знамя — белый и желтый цвета. Эти цвета носите на своих шапках. У кого есть русские деньги, расходуйте их скорее на покупку пороха, свинца у русских же, а оставшиеся от покупки деньги принесите все ко мне. Не утаивайте от меня ни копейки…»
Весть о Белом всаднике быстро разнеслась по кочевьям. Гонцы приглашали всех желающих собраться |в долине Теренг, у подножия горы Кырлык для поклонения Белому Бурхану. Пока гонцы объезжали окрестные долины, дочь Чета каждый день уходила на вершину горы для бесед с Белым Бурхапом. Чегул стала первой проповедницей нового учения и получила титул ярлыкчи «имеющий ярлык», то есть разрешение или дозволение.
По сведениям из разных источников, количество участников общественных молений достигало от 1500 до 4000 человек. Сторонники новой веры сразу же продемонстрировали нетерпимость к иноверцам. Неподалеку от юрты Чета была построена небольшая каменная темница, куда заключались упорствующие шаманисты. Камни для постройки этой тюрьмы Чет заставил носить самих шаманов. Моления проводились три раза в день — утром, днем и вечером. Во время молитвы совершались возлияния молоком и вином, в жертву Бурхану приносили и творог. Мужчины на время молитвы снимали шапки и ремни, оставляли в юртах ножи и ружья.
Власти не могли безучастно наблюдать за распространением инакомыслия. Более всего их тревожили не высказывания алтайцев, противоречивые и неясные, а возможная политическая подоплека событий. По-своему реагировала на успех бурханистов православная церковь. Алтайцы, второй, третьей и пятой инородческих дючин (административные единицы), среди которых распространялось новое учение, быстро выходили из-под контроля миссионеров. Православные миссионеры, еще в 90-е годы прошлого века отмечавшие усиление ламаистской пропаганды в пограничных с Монголией районах, прекрасно понимали, какую опасность представляет для христианства на Алтае бурханистское движение. В июне церковь перешла в наступление. Епископ Бийский Макарий прибыл в Усть-Кан. Там, в Никольской церкви, в ночь с 20 на 21 июня он отслужил торжественный молебен при большом стечении русских крестьян и крещеных алтайцев. После молебна был организован отряд из собравшихся численностью около 150 человек. Многие имели с собою оружие. Отряд выступил из Усть-Кана в сторону долины Теренг. В это же время из Уймона в Теренг выступил другой отряд. Вооруженные люди окружили бурханистов, столпившихся вокруг юрты Чета.
Чет Челпанов, его дочь, жена и еще около 30 человек были арестованы. В их числе оказались зайсаны (старшины) второй и третьей дючин. Был также арестован монгольский лама. Последний, объясняя свое присутствие в лагере бурханистов, говорил, что приехал туда в качестве врача. Во время обыска в юрте Чета были найдены несколько книг на монгольском языке и ламаистские амулеты. Арестованных увезли в Бийск и поместили в тюрьму в ожидании суда.
Так закончился первый этап в короткой, но драматичной истории алтайского бурханизма. Мы не можем, однако, не упомянуть о подоплеке событий, которая, в частности, объясняет быструю и резкую реакцию властей. Прежде всего события на Алтае совпали по времени с русско-японской войной на Дальнем Востоке. Неудачи русских войск, рост антиправительственных выступлений, напряженность в национальных окраинах — все это вылилось в шпиономанию и нервозность властей. Так, еще в мае 1904 года было опубликовано объявление томского губернатора, в котором говорилось: «…по сообщению Главного командующего войсками Сибирского военного округа, японцы под видом китайцев и корейцев с наемными проводниками из среды китайского населения небольшими партиями и поодиночке двинулись из пределов Китая с целью произвести порчу Сибирской железной дороги…» Все это не могло не сказаться на формировании официального мнения о зачинщиках алтайских событий. Об этом свидетельствует и телеграмма, доставленная в Царское Село. Не обошлось без комических случаев. Очевидец алтайских событий С. П. Швецов писал, что атмосфера на Алтае «разрядилась» после того, как «один полицейский урядник, увидев вдали облако пыли, поднятой перегонявшимся стадом быков, решил, что идут японцы, при появлении которых должны подняться алтайцы во имя явившегося им бога Айрота… Это удивительное открытие урядника с быстротою молнии облетело весь край… В тот же день весть дошла до начальника в городе Бийске, и вот тогда-то вовсю «пошла писать губерния»: поскакали нарочные, полетели телеграммы, все заволновалось, закопошилось».