Три Курбустана!
Ты, носящий четыре косы,
Белый Бурхан!
Таким образом, белизна одеяния ярлыкчи и ленты на его шапке делают его подобным белому божеству. Более того, на общественные моления ярлыкчи часто приезжали на белой лошади, являя собравшимся облик Белого всадника.
Бурханизм был просто одержим белым цветом. Символика цвета разработана в тюркской культуре чрезвычайно подробно. Белый цвет передавал идею чистоты, сакральности, достатка, изобилия, плодородия, то есть всех качеств небесной сферы пространства и мифического прошедшего времени. Поэтому бурханисты и сохранили в бытовой обрядности ленты белого цвета и так называемый яик. Это заячья белая шкурка, висевшая в юрте на почетном месте, дух-посредник между небесным божеством и людьми, передающий на землю плодородие. Он иногда ассоциировался с белым облаком, что вполне согласуется с общим) строем мировоззрения. Отрицание черного цвета доходило до абсурда. Теленгиты Южного Алтая, например, уничтожали в своих стадах всех овец с черной шерстью. Вероятно, отрицался не столько сам цвет, (сколько связываемый с ним круг понятий: подземной мир, зло, смерть…
Не случайно в ослепительно белые, сияющие небесные выси народное сознание помещает Белого Бур-хана, занявшего место Ульгеня, или других равнозначных ему персонажей. И высшей жертвой ему становится молоко — продукт, издавна почитаемый в обществе скотоводов, аналог оплодотворяющей небесной влаги и мужского семени. В бурханистской песне говорится?
Чашка, полная молока от белой кобылицы
молодой, —
Белое подношение,
Ведро, полное молока от синей кобылицы
молодой, —
Синее подношение.
Ни одно жертвоприношение не обходилось без кропления молоком. Индивидуальные и семейные жертвенники устраивались как в юрте, так и поодаль от стойбища — в горах. Жертвенник на горе складывали из плоских камней, наподобие столбика, а сверху укладывали плиту побольше. Если человек приходил к жертвеннику один, он просто сжигал веточку арчина, брызгал молоком, шептал слова молитвы. Употребление благовонного курения — не выдумка бурханистов. И раньше шаман окуривал животное, предназначенное в жертву. К арчину у алтайцев существовало особое отношение: его называли «постель Алтая».
Устройство общественных жертвенников было несколько сложнее. Их территорию нередко огораживали изгородью, а у входа вкапывали коновязь. Березки, посаженные вокруг жертвенника, украшали белыми, синими и желтыми лентами. По объяснению алтайцев, белая лента посвящалась своему духу, синяя — небу. Этим цветом просили детей, счастье, справедливость. Желтую ленту посвящали родным местам, Алтаю. Можно вспомнить о том, что традиционный эпитет Алтая — «золотой». Здесь же устанавливали высокие шесты с разноцветными лентами на концах. Их цвет варьировался, исключен был только черный.
Святилище бурханистов. С фотографии 1910-х годов.
(Из собрания Э. Л. Львовой)
В урочище Бешпельтир (Западный Алтай), по описанию А. Г. Данилина, около жертвенника полукругом располагались очаги-светильники. В семи метрах к северу от этих шести очагов устраивали еще два. Рядом с жертвенником на белой кошме стояли четыре чашки с молоком. Утром начиналось моление. В отличие от шаманистов ортодоксальный бурханизм возносил свои молитвы при солнечном свете. Собирались люди. Ярлыкчи в сопровождении четырех помощников восемь раз по солнцу обходил вокруг жертвенника и четырежды — вокруг отдельных очагов. В руках он держал веточку арчина и медный колокольчик — обычную принадлежность ламаистских ритуалов. Звучали слова молитвы, помощники подпевали ярлыкчи.
Любопытно, что в бурханизме, несмотря на заявления первых ярлыкчи, сохранились кровавые жертвоприношения. Видимо, установки шаманистского мировоззрения оказались сильнее, и кровавая жертва считалась более действенной. Молодую белую овечку приносили в жертву яику. На родине бурханизма общественные жертвоприношения со временем приняли явно шаманскую окраску. Проходили они так.
В первую ночь осеннего полнолуния крышу аила покрывали новой корой. Приводили кобылицу, которую еще за год до моления определили в жертву. В ее гриву были вплетены трехцветные ленты. У апла вкапывали в землю большую березу — коновязь, к которой привязывали кобылицу. Брызгали молоком в огонь, кропили яик. Животное забивали, и люди отправлялись с жертвенным мясом в горы. Там заранее устраивали из камней жертвенник, в основании которого должен был лежать белый круглый камень. Вокруг устанавливались тагылы (пни или столбики с прибитой сверху дощечкой). На тагыл ставили сделанные из масла фигурки, изображавшие домашний скот и птиц, а также зажженные свечи. Кости принесенной в жертву и съеденной лошади складывали в анатомическом порядке на решетчатом помосте. Под ним разводили костер и, когда помост прогорал, кости падали в огонь. Собравшиеся во главе с ярлыкчи обходили три раза жертвенник с торчащим из него шестом. Считалось, что ленты, висящие на конце шеста, призывают хозяина гор, и он является в полнолуние. Ему и молились собравшиеся люди, обращаясь через посредство хозяина гор к Бурхану.
Нетрудно видеть, что бурханизм вновь «замкнулся» на древнейшие верования: полнолуние, жертва, хозяин горы…
Каждый день бурханиста начинался с ритуального омовения (чего никогда не было в шаманизме). Перед каждой юртой стояли столбики-тагылы для сжигания арчина. Здесь же — высокий шест, увенчанный полумесяцем, деревянным шариком-очиром, фигурой птицы. Полумесяц и шарик заимствованы из монгольского ламаизма, где подобные изображения венчают субурган. Деревянные фигуры птиц издавна использовались алтайскими шаманами. Точно так же, как сторонники «белой веры», шаманисты всегда украшали цветными ленточками березки возле жилищ. Береза осталась священным деревом и в бурханизме. (Вспомним представления алтайцев-шаманистов о рождении человека деревом.) Об этом говорят бурханистские песни:
Ты, имеющий отцом — дракона,
Имеющий матерью — наплыв на березе
Калдан-Ойрот…
Об этом же персонаже говорится в другой песне:
Пышная береза, украшенная сотнею лент,
Есть его коновязь.
Сохранились в бурханизме и древние представления о горе-матери, священных кукушках:
Со знаком величия на голове
Серебряная кукушка закукует.
С яркими, как четыре солнечных дня, пуговицами
Дёрбён-Ойрот придет.
Удоя берестяное ведро полно.
Думы грудь полна.
Берестяная люлька качается…
Подвергся изменениям интерьер юрты бурханиста. К традиционным святыням (шкурка зайца, ленты) прибавились новые. Справа у входа, за очагом и у задней стены юрты устанавливались тагылы для сжигания арчина. Богатые бурханисты имели в своих жилищах целые алтари наподобие буддийских. Это были специальные столики, на которых выстраивались в ряд медные светильники, буддийские иконы и статуэтки, колокольчики, купленные у лам. Сюда же ставились вырезанные из сыра фигурки лошади или барана (чтобы водился скот), засушенные конские пуповины и прочие амулеты явно не буддийского происхождения. Надо сказать, что изображений собственных богов — за исключением шкурки-яика — у бурханистов не было. Поэтому с молитвой о здоровье и даровании потомства обращались к неведомым богам, изображенным на буддийских иконах. Махакала, Тара и Авалокитешвара внимали вполне языческим по содержанию и стилю молитвам благосклонно…
Собственный пантеон бурханисты так и не создали. Часто в бурханистских гимнах упоминается родная земля, порой персонифицируемая как Алтай-хан:
Холодная вода на Алтае —
Подобен радуге Бурхан,
Теплые ключи есть на Алтае —