Но после доклада ей хотелось видеть именно эти клетки растения. А какая же она все-таки, эта клетка? И где там сахар, и где там крахмал?..
Костя закончил доклад и сказал:
– Ну, а теперь я превращаюсь в волшебника и буду делать чудеса!
Ребята, и большие и маленькие, сидели очень тихо на докладе. Может, они тоже, как Чечек, видели перед собой необыкновенные картины той незримой работы, которая совершается вокруг нас на земле?.. Но когда Костя взялся за микроскоп, то все зашевелились, заговорили, окружили Костю:
– Теперь можно в микроскоп посмотреть?
– Ну-ка, дай заглянуть!
Все по очереди заглядывали в трубу. Чечек толкалась, пробиваясь вперед:
– Пустите меня! Ну-ка, пустите меня!
Не дождавшись очереди, она сунулась к микроскопу. В это время с другой стороны сунулся Алеша – и две головы крепко стукнулись над трубой.
– Ой! – вскрикнул Алеша, схватившись за лоб.
Чечек тоже схватилась за голову. Ребята дружно расхохотались. И Алеша засмеялся:
– Ох, и голова же у тебя твердая!
Но Чечек не засмеялась и ничего не ответила.
– Ты что надулась? – со смехом сказала ей Мая. – Разве он нарочно?
– Конечно, нарочно! – ответила Чечек, приподнимая подбородок. – Он всегда мне назло делает!
– Ну, Чечек, подходи же! – сказал Костя. – Ты будешь смотреть или нет?
Чечек осторожно наклонилась над микроскопом. Огромные, словно нарочно сделанные клеточки растения лежали под стеклом, бледно-зеленые, с капельками жирного блеска.
– А сейчас я буду колдовать, – сказал Костя.
Настенька, старшая вожатая, засмеялась:
– Колдун, а без бороды! Наверно, еще колдовать не научился – молод!
– А вот посмотрите!
Костя подлил чего-то в воду, где лежал кусочек растения, и сказал:
– Хочу, чтобы мы увидели, есть ли в этой клеточке виноградный сахар. Если есть, пусть он будет розовым!
И все увидели, как протоплазма клеточек окрасилась в розовый цвет.
– Ой! – коротко ахнула Чечек. – Как же это?
– Хочу узнать, есть ли тут крахмал, – продолжал Костя. – Если он есть, пусть сделается голубым! – и добавил еще чего-то в воду.
И тотчас мелкие крупинки, которые таились в клеточках, стали лазоревыми.
– Ой, здорово! – раздалось вокруг.
– Теперь я хочу, чтобы мы видели, где тут клетчатка, – пусть она станет синей!
Костя добавил в воду какой-то прозрачной жидкости – и стенки клеточек стали синими. Каждая клеточка лежала под микроскопом вся раскрашенная – розовая, голубая, синяя, – вся расчлененная на части неизвестным волшебством.
Старшие ученики, Костины одноклассники, посмеивались: они тоже знали это волшебство! Но младшие глядели на Костю изумленными глазами. А больше всех удивлялась Чечек. Она начинала думать: уж не примешалось ли тут и в самом деле какое-то колдовство?
– Дай я тебе помогу! – торопливо сказала она, когда Костя стал собирать свои склянки. – Давай я тоже понесу!
Костя понес микроскоп в физический кабинет. Чечек со склянками в руках пошла за ним следом. Юннаты, очень довольные докладом, расходились, смеясь и переговариваясь.
– Поставь и уходи, – сказал Костя. – Я сам уберу.
Чечек поставила пузырьки на стол, но не ушла. Она молча рассматривала какие-то странные, неизвестные приборы, которые стояли на полках: колбы, воронки, трубочки. В уголке около окна она заметила большую стеклянную банку, прикрытую бумагой. Чечек осторожно приподняла бумагу и вдруг увидела что-то очень красивое: в банке, в воде, висела нитка, укрепленная на деревянной перекладинке, и на этой нитке что-то сверкало, словно крошечные хрустальные бусинки…
– Кенскин, что это?
– А куда ты забралась, однако? – рассердился Костя. – Не трогай! Толкнешь – и все испортишь! Когда надо будет, сам покажу. Уходи отсюда!
Но Чечек не испугалась:
– Кенскин, я не трогаю. Ты только скажи, пожалуйста, что это такое? А? Это тоже колдовство?
– Да.
– Значит, ты правда колдун?
Костя взглянул на Чечек: смеется? Нет, Чечек не смеялась. Ее черные, чуть раскосые глаза глядели на него серьезно и пытливо.
Костя не выдержал.
– Фу, бурундук! – усмехнулся он. – Уж сразу и поверила. Я не колдун, а химик.
– Химик?
В быстром воображении Чечек пронеслись все только что виденные чудеса, которые так легко делал Костя, и то чудо, которое творится у него в банке, и она сказала, заглядывая Косте в глаза:
– Кенскин, научи меня, а? Я тоже хочу быть химиком!
– Ну вот «научи»! – возразил Костя. – Придет время – сама всему научишься. Ведь это же нам в школе преподают!
– А то, что в банке, – тоже в школе?
– Ну, то не в школе. То я сам в книге прочитал, а теперь делаю опыт.
– А что будет?
Костя, наклонившись над банкой, долго смотрел на нитку с прицепившимися к ней искорками.
– Что будет? Будет хрустальное ожерелье.
– Ожерелье? – обрадовалась Чечек. – Ой, как хорошо! Кенскин, а если я как следует поучусь, то буду химиком?
– Если как следует поучишься, то, конечно, будешь. Однако у тебя терпения не хватит.
– Хватит! – крикнула Чечек. – Вот увидишь!
– Хорошо, увижу, – ответил Костя и, почти насильно выпроводив Чечек, закрыл на ключ дверь кабинета.
У подножия Чейнеш-Кая
Отгудел, отшумел над молчаливыми горами и долинами сердитый Хиус – северный ветер – и умчался туда, куда текут воды Катуни и Бии, сливаясь в большую реку Обь, – в царство снега и льда, к Ледовитому океану.
Один за другим проходили апрельские дни. Горы сбрасывали надоевшие за долгую зиму снега, и на склонах, на теплом, солнечном припеке, уже мерещилась нежная весенняя зелень. Еще немного – и закачались на выступах гор и в долинах светло-желтые первоцветы, похожие на связку золотых ключей; раскрылись маленькие синие фиалки; ярко-розовым цветом оделись ядовитые кустики волчьего лыка, и на лиственницах, растущих всюду по Алтайским горам, запестрели желтые и пурпуровые шишечки…
Юннаты волновались, приставали к Настеньке, а Настенька и сама волновалась не меньше: уже весна! Уже земля лежит влажная и черная, а саженцев у них еще нет!
Анатолий Яковлевич успокаивает их:
– Не бойтесь! Все будет в свое время. Что хорошего, если мы посадим сад, а наутро мороз ударит? Подождите – выберем денек…
Этот денек наступил в конце апреля. Сразу после занятий ребята вышли копать ямки под саженцы. Запестрели платья и рубашки у подножия молчаливой Чейнеш-Кая, загомонили голоса. Жирный чернозем легко поддавался заступу, и от влажных комков поднимались тонкие испарения.
Чечек, повязав косы вокруг головы, чтобы не мешали, старательно нажимала на заступ ногой. Она знала: ей надо очень хорошо работать. А если она будет работать кое-как, то все скажут: «Ну, какая же из нее будет пионерка? В отряде ленивые не нужны!..»
Чечек копала ямки и разбивала комки. Но солнце, весна, душистый ветерок, прилетающий то с вершины горы, с цветущих лиственниц, то с зеленых холодных волн Катуни, отвлекали ее. Она поглядывала вверх, на лиловые скалы Чейнеш-Кая, среди которых, словно свечки, белели взбирающиеся наверх березы. Вот бы залезть туда, на самую вершину, и поглядеть кругом! Сколько гор можно увидеть оттуда!.. Она прислушивалась к неуемному плеску Катуни, к ее буйному весеннему веселью. Вот бы сесть на плот, отвязать его и помчаться по течению! Куда донесет вода? Может, до самого Бийска!..
А потом, спохватившись, с яростью принималась копать, и комки из-под ее заступа разлетались во все стороны.
Когда стемнело и ребята один за другим положили заступы, староста кружка юннатов Костя Кандыков обошел участок. Анатолий Яковлевич еще с засученными рукавами и с заступом в руке стоял у калитки будущего сада. Руководитель по физкультуре Григорий Трофимович, молодой, щеголеватый, сидел рядом на бревнышке, прислонив свой заступ к ноге. Костя подошел к ним.