— Сто съешь! Развез: «молоко, ватрушки»… Все кишки вывернул.
Лёня обиженно замолчал, обрывая с черничника ягоды, а Шура добавил:
— Хотя бы картошки вареной с хлебом и с солью поесть. Кажется, целый чугун сел бы.
— Пойдешь искать? — мрачно спросил он через некоторое время.
— Пойду, — пискнул Лёня, — Аметиста с собой возьмём?
— Возьмём, что ему здесь делать, — ответил Шура и медленно пошел по горячему уже песку. Аметист поплёлся за ребятами, как собачонка. Сегодня Шура уже начал сомневаться, что они на найдут золото, но уходить ни с чем все-таки не хотелось. «Хоть с голоду пропаду, а найду», — зло и упрямо думал он.
У Лёни кружилась голова. Ноги не хотели идти, веки опускались сами собой.
«Наверное от плохой еды», — вяло подумал Лёня.
Сказал, улыбаясь невесело, как сонный:
— Шурик, теперь уж, наверное, в огороде огурцы выросли.
У Шуры неприятно сжалось сердце. Ему захотелось сказать Лёне что-нибудь ласковое, ободряющее, но он ничего не мог придумать и долго шел молча, сосредоточенно глядя под ноги.
— Лёня, когда приедем домой в Сосновку, хочешь, я отдам тебе тот пенал, который мне подарила Лида? — наконец спросил он.
Шура знал, что его пенал Лёне нравится и думал, что Лёня такому подарку обрадуется.
— Пенал? Хочу, — вяло протянул Лёня после долгого молчания. Но Шура видел, что Лёня сейчас думает совсем не о пенале. Тогда он решил испытать ещё одно средство.
— Если мы найдём золото, то нас велосипедами премируют, мы для своей страны принесем большую пользу, — внушительно сказал он.
Но Лёня шёл сзади, устало опустив голову, и молчал, будто ничего не слышал. Шуре стало немного страшно. «Может быть вернуться? — опять спросил он себя. — Но ведь здесь золото!» Он остановился и посмотрел на жалкую изнуренную фигурку Лёни.
— Лёня, вернись, пожалуйста, и отдохни. Я один пойду искать, — тихо попросил он.
Лёня выслушал его безучастно.
— Ну, ладно, — так же безучастно согласился он и побрел обратно, с трудом передвигая ноги. Аметист пошел за ним. Шура окинул взглядом горы, долину и зашагал вперед.
Он остановился в том месте, где русло высохшей реки заворачивало вправо. У него появилась такая мысль: здесь, на повороте у правого берега, течение воды было медленным, значит, здесь должны были оседать все тяжелые частицы минералов, а следовательно, и частицы золота, как самого тяжелого металла. Шура стал копать песок. Вырыл яму глубиной около метра, набрал в ковш песку и пошел к ручью промывать. Промывал как-то механически, ни о чем не думая, а когда поднес ковш к глазам, на секунду зажмурился: в черном порошке магнитного железняка блеснули чешуйки золота.
— Есть! Есть! — задыхаясь от волнения, прошептал он и хотел закричать Лёне, бежать к нему, но раздумал.
— Есть! Есть! — задыхаясь от волнения, прошептал он.
Быстро вернулся к яме и стал копать глубже. Он думал, что ниже должны быть более крупные и тяжелые частицы золота. Набрал песку и опять побежал промывать. Результат получился неожиданный: в черном порошке магнетита скромно блестела одна маленькая чешуйка золота. Это опрокидывало все расчеты Шуры. Он с лихорадочной поспешностью стал брать пробу из разных пластов, копая ямы в разных местах. Золота попадалось мало: одна-две чешуйки, а потом оно и совсем перестало попадаться. Радость погасла.
— Как же так? Не должно быть этого.
Шура опять и опять копал песок, но золота не было. Он бросил берестяной ковш на песок и долго стоял, устало опустив руки. Потом лёг и закрыл глаза.
«Почему не выходит так, как нужно, как хочется? — думал он, — Сестра Лида всегда говорила, что в жизни всё возможно, следует только хорошенько захотеть и упорно добиваться. Пожалуй, она не совсем права. Разве он не хотел найти золото, не хотел принести пользу людям? Разве он этого не добивался? Разве мало проявил энергии, упорства, мужества? А вот золото не даётся, и ничего не поделаешь».
И в первый раз его вера в сестру поколебалась. Ему стало жаль и себя, и ее, и было что-то оскорбительное в этой жалости к Лиде. Он тяжело задышал и повернулся на живот. Маленькая желтоватая ящерица проворно побежала от него и спряталась за камень. Шура проследил за ней взглядом и, уронив голову на руки, неожиданно для себя заплакал.
Плакать он перестал так же неожиданно, как и начал. Сел и сказал вслух:
— Нет, Лида, права. Человек всё может сделать. Иначе нельзя. Иначе скучно жить.