Боль утраты жгла их сердца. Ярость клокотала в груди северянина; если б можно было оставить Луару в безопасном месте, он догнал бы мерзавца по следам, по запаху. Пусть на это уйдут дни, недели, месяцы… На куски изрезать ублюдка!
Луара выплакала все глаза. Даже если они в Гиль-Дорад, возвращалась она к одной и той же мысли, стоит ли чудесная страна таких потерь? И смогут ли они быть когда-нибудь счастливы после всего пережитого?
— Луара,— услышала она приглушенный голос Конана,— подними голову.
Она посмотрела вперед: совсем невдалеке от них уходила в море шагов на сто широкая насыпь, оканчивающаяся невысокой круглой башенкой; возле нее качались на волнах несколько легких парусных лодок.
На берегу, откуда брала начало дорожка, идущая по верху насыпи, был сооружен навес. Под белым полотнищем в плетеных креслах сидели два человека. Они поочередно что-то переставляли на стоящем между ними столике и были всецело погружены в свое занятие. Поэтому подходящих к ним берегом людей заметили не сразу, а когда заметили — вскочили на ноги. Вышли навстречу.
Рука Конана по привычке метнулась к рукояти меча, но, увидев, что у незнакомцев нет никакого оружия, киммериец опустил ее.
Эти мужчины совсем не походили на воинов: невысокие, неширокие в плечах. Оба в голубых просторных одеждах, небогатых, но из хорошей тонкой ткани. Они склонились в почтительном поклоне перед гостями. Луара, а за ней и Конан ответили поклоном на поклон.
— Гиль-Дорад? — спросил киммериец, обводя вокруг рукой.
— Гиль-Дорад, Гиль-Дорад! — закивали незнакомцы.
— Пришли,— устало и безразлично сказал Конан. Луара безмолвствовала. Радости она не чувствовала.— Вот что, ребята. У меня есть слово к вашему владыке… как его… Кильтабу.
Незнакомцы недоуменно переглянулись.
Выяснилось, что встретившие их обитатели Гиль-Дорад не говорят ни на одном известном юноше и Луаре языке. Они переглянулись и молча повели гостей за собой.
По дорожке из гранитных плит проводили они Конана и Луару до леса. Пройдя немного по лесной тропе, вышли на поляну, где паслась лошадь рыжей масти. Пересекая поляну, один из провожатых свистнул, и животное послушно направилось за ними. Сразу за кустами, окружающими поляну, проходила широкая — по ней одновременно могли ехать в ряд три повозки — дорога. У обочины стояла то ли арба, то ли колесница, формой напоминающая раковину, с двумя огромными колесами, длинными оглоблями. Почему-то возникала уверенность, что эта повозка должна быть легка и быстра.
Один из провожатых запряг лошадь и, взяв в руки вожжи, устроился на передке. Другой помог Конану и Луаре взобраться на колесницу. Сам он оставался. Улыбаясь, махал рукой отъезжающим.
Дорога удивила киммерийца не только своей шириной. Она была покрыта темным, почти черным, твердым, судя по звуку, которые издавали ободья колес, веществом, делавшим ее необычайно ровной. При езде не чувствовалось никаких ямок и ухабов.
По обочинам росли толстоствольные деревья-великаны, их кроны нависали над дорогой, образуя свод, укрывающий ее от солнца и дождя. Расположение их и строго одинаковое расстояние меж ними наводило на мысль, что они появились здесь не по прихоти природы, а благодаря человеческому разуму.
По обе стороны дороги по-прежнему тянулся лес. Как Конан заметил еще раньше, здесь соседствовали кусты и деревья, которые он никогда не встречал в одной и той же местности: северные сосны уживались с южными пальма-ми, бамбуковая роща переходила в заросли ивняка, буки и тополя были опутаны лианами. Среди этой растительной пестроты ощущалось кипение жизни: до седоков доносились птичий гомон и щебет, звериные голоса, хлопанье крыльев и треск сучьев…
Конан и Луара с самого начала почему-то не испытывали недоверия к незнакомцам. И хотя оставалось неясно, куда и с какой конечной целью их везут, ни осторожный варвар, ни много испытавшая за последние недели девушка ни разу не подумали о том, что их могли заманивать в какую-нибудь ловушку… Слишком уж сложный и громоздкий способ разделаться с бедными путниками.
И — странное дело: с каждой минутой боль недавней утраты исчезала, в душе нарастало ощущение счастливого покоя и умиротворения; с каждым глотком воздуха усталость покидала измученные тела, переставали ныть и болеть раны. А на смену тупому безразличию приходило любопытство к тому, что их окружало.
Город начался неожиданно. Не было ни привычной городской стены с охраняемыми воротами, ни привычного пустого пространства между лесом и селением. Просто среди шумящей зелени Конан вдруг увидел дом, за ним другой, третий… Вскоре от главной дороги стали ответвляться улицы и проулки.
Конана вновь поразило процветающее в этой стране несказанное разнообразие всего: дома не походили один на другой ни размерами, ни архитектурным стилем; люди были одеты совершенно по-разному и явно не принадлежали К какой-нибудь одной национальности; в садах, окружающих дома, росли плодовые деревья, кусты и цветы, которые никак не могли произрастать рядом.
— Какие красивые здесь женщины и мужчины,— вдруг впервые за всю дорогу заговорила Луара.
— Да? — непроизвольно вырвалось у Конана.
— Да. У них у всех счастливые лица… а это любого делает красивым.
Конан вдруг осознал, что их костюмы превратились в лохмотья, провонявшие потом и дымом… и почувствовал досаду.
Колесница выехала на площадь и остановилась перед фасадом утопающего в зелени невысокого здания с колоннами, к дверям которого вела недлинная, но широкая лестница розового камня. Над его крышей, как и над многими другими зданиями, возвышались длинные шесты, на которых с тихим шелестом вращались странные устройства, напоминающие Конану два скрещенных меча; их назначение он понять не мог. Возница спрыгнул с передка, подбежал к одной из колонн и что-то проговорил на своем певучем языке в небольшое отверстие в колонне. Конан разобрал только одно слово: «Замора».
Спустя некоторое время в дверях показалась совсем юная девушка в свободном сером одеянии. В сопровождении возницы она быстро подошла к экипажу, положила обе ладони на поручень и улыбнулась, вовсе не обращая внимания на потрепанный вид гостей. Возница же занял свое прежнее место.
— Вы из Заморы? — спросила она на чистом заморийском.
— Оттуда,— почему-то мрачно ответил Конан.
— Ты понимаешь наш язык? — добавила Луара.
Улыбка девушки стала еще шире. У нее были крупные, очень белые зубы, черные волосы и смуглая кожа.
— Я говорю на восьми языках, если мне будет позволено столь нескромное уточнение… Нижайше прошу прощения за то, что мы не встретили вас должным образом, однако ваше прибытие явилось для нас достаточной неожиданностью, ибо очередная группа Призванных прибыла без малого месяц назад. Хорошо, что вы повстречали наш дозор… Тем не менее от имени всего народа Гиль-Дорад я приветствую вас на этой земле и уверена, что вы станете достойными гражданами нашей страны.
Речь эта, из которой киммериец почти ничего не понял, показалась ему заранее отрепетированной. Луара восторженно озиралась вокруг. Конан ощущал лишь зверскую усталость.
— Меня зовут Чандра,— продолжала между тем их новая знакомая.— Моя родина лежит очень далеко на востоке; я была призвана полгода назад. Позвольте узнать, кто вы и с кем мне выпала честь беседовать, дабы соответственно выбрать для вас жилища.— И Чандра сначала — в знак уважения к женщине — вопросительно взглянула на Луару.
— Я — Луара, дочь трактирщика Хорга из города Шадизар,— ответно улыбнулась та.
— Конан,— кратко сообщил варвар и приветственно приподнял меч, лежавший у него на коленях.— Воин, родом из Киммерии.— О своей профессии вора он пока решил не распространяться.— И у меня есть послание к владыке Кильтабу.
— Владыке Кильтабу? — удивилась Чандра.— Я не знаю никого с таким именем. Здесь только один владыка — Джезар, правитель всего острова.
Девушка казалась слегка сбитой с толку. Несколько секунд она в замешательстве переводила взгляд с одного на другого, однако быстро справилась со смущением, и в ее огромных черных глазах вновь вспыхнули искорки. Она повернулась к безмолвно ожидавшему конца беседы соотечественнику и обменялась с ним парой коротких фраз. Возница спрыгнул с облучка, поклонился Конану и Луаре и не торопясь зашагал обратно в сторону побережья; его место заняла Чандра.