– Так и сказал? – переспросил Гюнтер.
– Да. А когда прочел послание… ― Воинот посмотрел по сторонам, нет ли лишних ушей, и продолжил: ― сказал, что ты единственный, кто бескорыстно предложил свою помощь. Ему сейчас очень тяжело. Я привез пергамент.
– Давай.
Воинот приподнялся с лавки, расстегнул сумку и вынул из нее тубус, в котором отвозил послание императору. Штауфен с жадностью схватил футляр и извлек пергамент.
«Я рад, что мой маленький Гюнтер наконец-то устроился. Новгородская княжна ― просто красавица. Жду тебя к себе с первенцем. По возможности, захвати с собой рисовальщика и те прекрасные меха. Сейчас ужасная погода и твое письмо лишь подтвердило мои опасения. К моему глубочайшему сожалению, друзей у властителя быть не может, об этом говорили еще древние, надеюсь, ты помнишь. Но с возрастом приходит мудрость, и я понял, что у каждого правила есть исключения. Таким был для меня верный соратник Герман[8]. Я буду рад, если у тебя окажется такой друг. Взятая под твою руку Провинция Самолва должна стать форпостом наших восточных территорий».
― Stupor mundi, ― пробормотал Штауфен.
– Что? ― переспросила Нюра.
– Удивление света. Отец всегда выкидывал фортели, от которых хоть стой, хоть падай. Или он решил, что я один из его юстициев?[9] Нет, отец, у каждого свой путь, и то, что у тебя «ужасная погода», виноват ты сам.
– Не торопись с выводами, мой любимый муж. Я думаю, ― сказала княжна, ― надо дядю дождаться, он очень ждал этого ответа. Расскажи, барон, как ты собрал столько переселенцев?
– Не было ничего проще, госпожа. Когда Фридрих узнал, что я направляюсь в Аугсбург, мне дали в сопровождающие трех новоиспеченных юристов из Апулии, ну а Гец поехал сам. В принципе, это он собрал два десятка семей. Мне только пришлось оплатить их долги перед аббатством. Дальше была муторная дорога от монастыря к монастырю. Переселенцам на восток запрещено отказывать в крове, этим и пользовались.
– А где этот твой Гец? Зови его! – приказала Нюра.
– Я схоронил его, перед переправой. Когда мы добрались до Ливонии, старый товарищ совсем сдал. Лекарь приставил к его больным ногам пиявок, но даже это не помогло. С каждым днем силы покидали моего друга, а когда он увидел, как вешают на дороге ребенка-браконьера, ― Воинот моргнул глазами, провел ладонью по лицу, вроде как стряхивая усталость, и продолжил: ― Гец заступился за мальчика. Но освободившийся ублюдок подхватил с земли камень и бросил в своего палача. Мальчишке разбили голову дубинкой. Прямо на наших глазах. С тех пор мой друг уже не вставал с повозки. Все причитал, что впервые ошибся в человеке. Вот такая грустная история.
Швабцев временно разместили в палаточном лагере, разбитом еще вчера, на полянке, невдалеке от строящегося замка. Место было удобное и единственное, не подвергшееся сельскохозяйственным посевам, так как в половодье иногда заливалось водой. Поначалу Гюнтер планировал отвести переселенцам кусок земли на северо-западе от деревни, за старым причалом. Таким образом, замок разделял бы Самолву на две части, но уже вечером столкнулся с неприятной историей, после которой изменил решение. Игнат, вернувшийся с уловом, отказался отдавать рыбу новым соседям. Побил пришедшего за продуктами швабца и, запершись у себя в доме, поносил иноверцев на чем свет стоит. Рыбака понять было можно, за просто так никто у него дары озера не требовал, Нюра выделила деньги на закупку продовольствия, однако Захар Игната не успел предупредить, посему и вышло недоразумение. Кое-как, с горем пополам конфликт утрясли, но осадок остался, а вместе с ним было принято решение попытаться форсировать ассимиляцию прибывших с коренным населением. То есть не создавать анклавов на основе землячеств.
В воскресенье, через два дня после происшествия с рыбой, на площади перед домом старосты собралось вече. Захар Захарович три раза прозвонил в колокол, привезенный с острова, и забрался на невысокую трибуну, установленную еще вечером заботливыми руками строителей замка. С помощью этого помоста каменщики клали стену, но для общего дела, на один день ― пожертвовали деревянной конструкцией.
– Вот что я вам скажу, дорогие мои соседи. Деревня наша разрослась и уже скоро станет городком. Князь наш, защитник и опора, долгих лет ему и его княжне, призвал новых жителей. Не от хорошей жизни немцы с насиженных мест в наши края подались, посмотрите на них, кожа да кости, голь перекатная. По заветам наших предков, ― Захар на секунду задумался, ― да и христианским тоже, помощь мы должны оказать им. Они языка нашего не разумеют, спросить толком ничего не могут, а мы что ж? Рыбешки пожалели? Негоже так! С сегодняшнего дня, прошу вас, объясняйте немцам, что как по-нашему звучит, не откажите в подобной малости.
8
Имеется в виду Герман фон Зальца, глава Ордена немецких рыцарей, доверенное лицо Фридриха.