Следующим на трибуну взошел Игнат. Поездки на остров не прошли для рыбака даром. Шляпа из приятного хлопчатобумажного материала, благодаря полям в форме овала защищала лицо от солнца. Темная ткань на нижней стороне полей устраняла отблески, и всегда щурившийся Игнат теперь смотрел широко раскрытыми глазами. Вместо рубахи – полосатая тельняшка, заправленная в брюки с усиленными коленями, держащиеся на лямках. Поверх был надет жилет с двумя карманами. Талию охватывал пояс из черной кожи с двумя ножами: коротким, длиной с ладонь, и длинным, доходящим до середины бедра. На ногах ― зашнурованные ботинки с высокими голенищами. Сняв шляпу, Игнат поклонился народу и, дождавшись тишины, молвил:
– Я тут выяснил, что немцам два года разрешено подати не платить. Как же это получается, мы их кормить должны, дома строить, а нам что с этого?
Среди старожилов прошел гул недовольства, но быстро стих. Народ захотел послушать, что еще скажет Игнат.
– Коли князь решил так, то честно будет и нам послабления ввести. Я вот что предлагаю: рыбаки будут свой улов, который на личные нужды не востребован, сдавать Захару. А староста наш ― подсчитывать и вести список. Что он с этим уловом делать будет ― то его личное дело. Хоть обратно в озеро отпускает. Но я бы, – Игнат загадочно улыбнулся, ― на месте князя построил большую общую коптильню и цех по засолу. Посмотрите вокруг! Нас почти в два раза больше стало, а стало быть, и есть больше будем, да так, что скоро и продавать станет неча. Корелы нам за топоры много соли привезли, и на будущий год обещали, а торговать ей по уговору не можем. Чего соли пропадать? Для тех, кто рожь сеет ― мельницу и печь возвести. Народу у нас уже много, работы всем хватит, а вот еды зимой…
– Какой такой цех? Ты чего несешь? ― раздались голоса из толпы.
– Неучи! – махнул рукой Игнат. – Цех ― это большая изба, где ремесло творится. Коли не знаете, слушайте.
– Сам ты неуч. Небось, от немцев словечек нахватался, ― крикнул Демьян, перебравшийся в Самолву еще с Гюнтером, так сказать, с первой волной переселенцев.
– Тише! Дайте человеку сказать, ― раздался женский голос. ― Неужто не слышите? Дело Игнат предлагает.
– Спасибо, Инга, одна ты меня уразумела, ― рыбак коротко кивнул жене старосты и продолжил: ― Захар Захарыч, как все наладится, по итогам сданной рыбы будет выдавать нам необходимые в хозяйстве вещи или серебро. Кому как потребно. А где он это все будет брать, пусть сам думает, на то он и выдобщик. Да хоть через купца этого хитрого обмен ведет. Вот, если тебе, Демьян, корову захочется завести, али гусей, то не в Псков или Ремду поедешь рыбой торговать, а все на месте захапаешь. Понятно, что все сразу желаемое не получат и дабы обиды не возникло, то пусть ведется строгий учет.
– А в чем же послабление?
– В том, что князь, помимо соли, пусть за свой счет цеха нам поставит и два года пользоваться ими разрешит безвозмездно.
Не дав самолвинцам опомниться и переварить сказанное Игнатом, на трибуну взошел Гюнтер.
– Кого освобождать от уплаты подати ― это мое личное дело. Земля моя, а вы арендаторы. Все, что рассказал вам Игнат, исполнить очень трудно. Получается, я должен сделать то, это и еще сверх этого. Как я тут давеча услышал: а мне что с этого? ― Штауфен выдержал паузу. ― Самолвинцы, одно дело делаем. Все мы краше жить хотим, али не так?
– Хотим, да, ― раздались голоса.
– Мельницу, коптильню и цех по засолу рыбы строить дозволяю. Соль, будущим годом, еще купим, на железо теперь тратиться не надо. Лес ― вон, под боком. Все, что нужно для этого, получите, два года пользуйтесь, богатейте, но… все своими силами.
– Как же мы построим? Мельница не сруб, тут мастеровые нужны, ― размышлял вслух Демьян, ― князь артельщиков с замка в жизнь не отпустит. Пришлые плотники сдерут три шкуры, а платить чем?
Размышления Демьяна тут же нашли благодатную почву для дальнейших пересудов, пока кто-то не вспомнил об обязанностях выдобщика. По итогам вече постановило заниматься Захару Захаровичу административной работой. Он должен был определить места для цехов, нанять плотницкую артель, упросить каменщиков замка построить хлебную печь и сделать все это в кратчайший срок. Естественно, Захар выдвинул условие: все жители деревни после полудня и до заката переходили под его руку и отрабатывали трудовую повинность. До этого момента любая общественная работа в поселении, будь то выкапывание ямы или постройка частокола, решалась сходом. Подобная мита, наверно, присутствовала во всех общинах. Теперь же надобность собираться по каждому действию отпадала.