- Не будем отвлекаться, - так же улыбчиво перебил Дица Веезенмайер, у нас очень мало времени, и если мы будем бояться венгерских девок в своем немецком доме, то лучше тогда распустить гестапо... Не завербованные на мужиках девки - не наша забота, мой дорогой Диц. У нас серьезные задачи, и давайте на них сосредоточимся. Вы провели в Чехии три месяца, Зонненброк?
- Да.
- В Праге?
- Да.
- Вы владеете чешским и русским?
- Русским больше, чем чешским.
- А славянские былины знаете? - спросил Веезенмайер.
Штирлиц напрягся, потому что штандартенфюрер сказал эту фразу по-русски.
- Руссише зкаски знайт ошень маль, - ответил Зонненброк, - больше знайт анекдотен...
- В послужном листе вы указали на свое абсолютное знание русского языка... - заметил Веезенмайер.
- Да.
- Рискованно. Вы очень дурно говорите по-русски. Очень. Где вы учились?
- Я жиль в России пьять месисев...
- Говорите по-немецки, пожалуйста.
- Пять месяцев я работал в представительстве "Люфтганзы" в Москве, штандартенфюрер.
- Вам понравились русские?
- Мне нравится свинья, лишь когда из нее сделан айсбан.
Веезенмайер поморщился.
- Знаете что, - сказал он, - врага нельзя победить, если изначально не испытывать к нему почтения, таинственного непонимания и любви. Да, да, я говорю именно то, что хочу сказать, - любви. Презрение - далеко не тот импульс, который родит ощущение собственной мощи... Презрительно можно смахнуть таракана со стола... Диц?
- Да.
- Вы работали в Венгрии, Праге и Софии?
- Я-то как раз болгар люблю.
- Почему именно болгар?
- Ну как... Там было легко: или он с нами, и тогда он по-настоящему нам верен, или он против, и тогда уж он по-настоящему против. Французских штучек - сегодня друг, а завтра враг - там не бывает.
- Но вы знаете, что Болгария - мать славянского языка?
- Да.
- А язык - это инструмент национальной идеи.
- Понятно.
- А национальная болгарская идея замыкается на Москву. И то, что болгары были с нами, есть проявление исторического парадокса. Они внутренне очень не любят нас, Диц.
- Но вы же говорили, что врага надо почитать...
- Я говорю то, что думаю, а вам не обязательно думать так, как я говорю, Диц. Я привык, что мои сотрудники оспаривают мою точку зрения. Я люблю иметь дело с друзьями - а это всегда открытый и доверительный спор, когда каждый отстаивает свою точку зрения. Вы согласны со мной, Штирлиц?
- Нет, штандартенфюрер.
- Почему?
- Потому что вы старший по званию и по опыту работы в славянских странах. Или уж станьте таким начальником, чтобы провести закон об отмене повиновения приказу вышестоящего руководителя.
- А разве я отдавал приказы?
- Нет. Вы поучали нас.
- Вас? Я поучал Зонненброка.
- Мы в разведке не научены отделяться друг от друга, если оказались в одной упряжке.
- Вам придется работать соло. Я буду курсировать между Загребом и Марибором, вы - тоже, Дицу предстоит заниматься армией, а Зонненброк, видимо, сосредоточит свое внимание на русской эмиграции - кому, как не ему, поработать с ними? Русская эмиграция имеет широкие выходы на двор монарха, так что Зонненброк может внести свой серьезный вклад в наше общее дело. Вы не сердитесь на меня, друзья? Бога ради, не сердитесь! Я теряюсь, когда на меня сердятся коллеги. Пожалуйста, считайте меня вашим товарищем, я ненавижу иерархические чинопочитания. Вы что-то хотели сказать, Диц?
- Нет, нет, ничего, штандартенфюрер.
- Я хочу кое-что сказать...
- Пожалуйста, Штирлиц... Впрочем, что это я?! - Веезенмайер рассмеялся: мягкое лицо его стало открыто-нежным, как будто он приготовился слушать таинственную историю про карибских пиратов...- Почему я должен давать вам разрешение? Мы же уговорились: без всяких чинопочитаний...
- Я думаю, что Зонненброку будет трудно.
- Вы говорите по-русски?
- Очень слабо. Я посещал курсы, - ответил Штирлиц.- Очень слабо...
- Почему вам кажется, что Зонненброку будет труднее, чем нам?
- Не зная в совершенстве языка...
- Видите ли, русские, особенно в эмиграции, обостренно чутки к вниманию германских, английских и американских представителей. Впрочем, у себя на родине они тоже испытывают гипертрофированное почтение к иностранцам. Если вы хотите вкусно поесть в московском или петербургском ресторанах, никогда не говорите по-русски. Обязательно на своем языке. Но вот если вы поблагодарите русского после вкусного обеда или скажете ему: "Как вы поживаете?" - но обязательно с акцентом, - он будет в восторге... Что делать - каждая нация имеет свои странности. Я думаю, что русская эмиграция пойдет на контакты с немецким инженером Зонненброком, который к тому же что-то понимает по-славянски. Причем начинать разговоры с подобранными кандидатами Зонненброк станет с вопроса: "Чем можно помочь русским изгнанникам? Какая форма материальной, то есть финансовой, и духовной помощи необходима сейчас исстрадавшимся эмигрантам?" Слух о таком немце разнесется немедленно. И мы сможем, как химики по лакмусовой бумаге, определить, кто из эмигрантов станет помогать нам в будущем, а кто окажется нашим противником.
- Зачем они нам? - поморщился Штирлиц. - Мы же едем не в связи с кампанией против Москвы...
- Вы так думаете? - улыбнулся Веезенмайер. - А каковы соображения нашего дорогого Дица?
- Я думаю, что вы правы, штандартенфюрер... Не считайте, что я так говорю из желания угодить вам... Просто ваша мысль кажется мне очень ловкой.
- Ловкой? - Веезенмайер снова улыбнулся своей обезоруживающей, внезапной улыбкой...
- Нет, я хотел сказать - умной.
- А почему? "Ловкой" - это, пожалуй, точнее, чем "умной", - заметил Веезенмайер. - Вам, Диц, между прочим, придется работать ловко, именно ловко. Поймите, друзья, Югославия - страна поразительная, это капля воды, в которой собран весь славянский мир. Мы - экспериментаторы будущего. Нам предстоит постичь, как себя поведут славянские племена, населяющие Югославию; где истоки центробежных и в чем секрет центростремительных сил. А именно эти силы, точнее преобладание одной из них, разваливают большое государство на маленькие княжества, лидеры которых смотрят в рот большому хозяину. Вот что в конечном счете нам предстоит понять, друзья. Вам ясна задача, Штирлиц?
- Нет.
- То есть?
- Я должен получить приказ: встретиться с тем-то, провести беседу там-то, остановиться на вопросах таких-то. Я не тщеславен, просто я люблю выполнять задуманное мудрыми начальниками - такой уж я тип, штандартенфюрер.