Она потянула поводья, Бард развернулся и прежде, чем Рик понял, что произошло, женщина с размаху огрела его по уху чем-то похожим на сковороду, а потом ещё раз.
Горн Тайной стражи был уже в полквартале от них, на улицу высыпали люди с факелами и вилами.
— Держите воров! — закричал кто-то.
— Убивают! — завопил женский голос.
— Я сама найду и убью тебя! — прошипела незнакомка, промчавшись мимо, бросила ему сковороду, только её и звали.
— Я сделаю это первым! — крикнул он ей вслед, едва успел подхватить сковороду и отбить летящие в него вилы.
Он чувствовал себя дважды одураченным. В голове звенело, по улице уже рвался горн Тайной стражи, а во дворе истерично завизжала баба, может быть, нашла тело Крэда — похоже, дело плохо. Сейчас его схватят за убийство, которого он не совершал. Ему ничего не оставалось, как броситься бежать, не разбирая дороги, собирая за собой всех собак, ямы, репьи и проклятья горожан.
Этот день начался паршиво, но закончился он — хуже некуда. Вернее, могло быть и хуже, если бы его схватила Тайная стража.
Он ввалился на кухню своего дома, едва держась на ногах — убегая, отмахал пешком полгорода.
Альбукер напевал в нос что-то своё, таврачье, заунывно-плавное, курил трубку, из которой сочилась жидкая струйка дыма, и чинил его куртку, прилаживая оторванный в драке рукав. В комнате горел маленький айяаррский светильник, который Альбукеру подарил Рикард, и тот им очень дорожил. Носил за собой из кухни в каморку и обратно, а уходя из дому, вообще запирал в сундук.
Альбукер смотрел на Рикарда дольше обычного, с прищуром из-под кустистых бровей, разглядывая грязную разорванную одежду и кровь. Потом достал трубку, подержал в руках, выпуская ноздрями дым и, видя, как его хозяин жадно, как собака, лакает воду из ведра, не удосужившись даже взять кружку, произнес невозмутимо:
— Видать, надо было двадцать тысяч просить, — и снова занялся шитьем.
Рикард упал на стул, тяжело дыша, и вытер ладонью потный лоб.
— Если бы это была дуэль, мой друг, я бы даже бровью не повел.
— Хм. Я и подумал, странно это, что благородные господа так в репьях извалялись.
— Нет, Альбукер, со мной приключилось кое-что похуже. И я вот даже не знаю, как про такое вслух говорить, — произнес он устало. — У нас осталось вино?
Старый таврак посмотрел исподлобья, хмыкнул лукаво и добавил:
— Вино в буфете.
— И о чем ты только подумал, старый пень! — рассмеялся Рикард, зачерпнул ещё ковшом воды из ведра и выпил. — Хотя да, именно это со мной и произошло… только в… переносном смысле.
Он достал бутылку, плеснул оттуда вина прямо в ковш для воды и выпил залпом.
— Хм. Неудачный день? — пробормотал Альбукер, зажимая иглу зубами. — И что, кроме репьёв?
— Что? Меня обещали убить… Трижды за день. Я упал в коровьи ясли. Едва не сломал ногу и ребра. Потом мне ногу все-таки проткнули бариттой, за мной гнался мужик с вилами и свора собак. В итоге я лишился лошади, оружия, плаща, и меня огрели сковородой по голове. Дважды! Я едва не попался Тайной страже за убийство, которого не совершал. Но теперь очевидно, что в нём будут подозревать именно меня. А главное, что я потерял то, что искал много лет, и это у меня увели прямо из-под носа! И да, еще мне сапог прокусила собака. Думаешь, так проходит удачный день? — Рикард швырнул ковш на стол и стукнул ладонью по столешнице.
Он был зол. Нет, он всё еще был в ярости. И он даже не мог толком разобрать — на кого именно.
— И сколько их было?
— А вот это меня и удручает больше всего, что, вообще-то, она была одна.
— Баба? — Альбукер снова вытащил трубку изо рта, и было видно, что он удивлен.
— Я победил щенка Аркимбала после третьей атаки, а меня отделала сковородой какая-то баба! — воскликнул Рикард. — Послушай, Альбукер, тебе никогда не хотелось убить женщину? Так вот, чтобы по-настоящему?
На что старый таврак хмыкнул многозначительно и лаконично добавил:
— Всё зло от баб.
Глава 4. Ирдион
…восемьдесят восемь, восемьдесят девять…
Рука повисла плетью. Порванные связки? Возможно. И рана на плече от лезвия баритты, похоже глубокая, болит всё сильнее. Рубашка вся пропиталась кровью, и теперь каждое движение причиняло боль. Сделать бы перевязь, но не из чего. Хотя…
Кэтриона сняла ремень и притянула им руку к телу, боль стала не такой очевидной. Но боль это ничего, она умеет терпеть боль. Вот только мир крутился перед глазами тошнотворным клубком, сквозь который проглядывали сумрачные поля Дэйи. А это значит силы у неё на исходе.