— И где ты раньше его видела?
— Здесь в Рокне, на каком-то приеме или балу. Я помню его лицо. И я его легко узнаю, если увижу снова.
— И ты думаешь, это он заметал следы? — спросил Магнус, но вопрос был риторический.
— Я не знаю. Но всё это вкупе с убийством Крэда мне кажется очень странным совпадением. А ты же знаешь, что я не верю в совпадения. Я верю в знаки. И если ты думаешь о том же, о чем и я, то не стоит выносить эту новость на Совет старших стражей… Хотя бы до того момента, пока я не проверю вещи, которые привезла с собой.
— Хорошо.
Аладир встал.
— Кстати, а ты знал, что у генерала Альбы есть незаконнорожденная дочь?
— Бастардами меня не удивишь.
— А то, что она веда, тебе как?
— Веда? Ну… такое тоже возможно… Хотя и странно.
— А то, что генерал прятал её много лет в Обители Тары, а теперь спешно везет в Рокну с целым отрядом отлично вооруженных людей? Не странно ли? Да ещё и не просто вооруженных, а готовых к встрече с подобным зверем. И зверь этот увлекся именно её вышивкой. Не знаю, Магнус, я уже вторую неделю иду от одной странности к другой. Но если я даже наполовину права, то в мире появилось что-то, что позволяет открывать Врата, и находится оно не у нас. А это достаточно паршивая новость.
— Кэтриона, я уже всё понял, не стоит нагнетать, — аладир потер переносицу так, словно у него начала болеть голова, — как закончишь с вещами — сразу ко мне. Ни с кем не говори. А я пока кое-что проверю и очень надеюсь, что ты все-таки пила странные напитки или ела странные грибы…
— Магнус!
— …потому что иначе всё это и правда выглядит достаточно паршиво.
В седельных сумках её нового коня почти ничего полезного не оказалось: баночка мази от ран, кусок чистого полотна, нож и деревянная фигурка лошади, у которой законченной была только голова. Но голова была вырезана искусно.
Кэтриона присела на нагретую солнцем каменную скамью во внутреннем дворе, разложила рядом вещи, долго глядела на море, а потом взяла в руки баночку мази и закрыла глаза. Опустила щиты и провалилась в серую дымку чужой памяти…
Аптекарь в выцветшем голубом колпаке, очки, короткая бородка. Позади — полки с мешочками и склянками, ступка, пестик, старые часы с совой.
— Три лани, милорд. Намазывать и ждать, пока не схватится, потом уже повязку накладывать.
Баночка перекочевала в чужие руки. А дальше темнота…
— Интересно, — Кэтриона отложила баночку и взяла кусок полотна…
Заунывная таврачья мелодия, кто-то поет. Небольшой сундук с вещами под деревянной лестницей. Узловатые мужские пальцы достают и протягивают кусок полотна с вопросом:
— К ужину ждать или как вчера?
А дальше снова темнота.
— Даже очень интересно, — пробормотала Кэтриона, понимая, что в этих вещах есть чья угодно память, только не того, кто ей нужен. — А ты умеешь прятать следы.
И, не открывая глаз, нащупала деревянную лошадь.
В нос ударил смрадный запах гари, горящего дерева, волос и плоти. Не просто запах. Запах, смешанный с отчаяньем, болью, страхом и яростью. Он обвился вокруг шеи, как удавка, сжал горло липкими пальцами, не давая вдохнуть.
Её накрыло волной дрожи, и по сердцу полоснуло ножом — беги!
От неожиданности она выронила фигурку и закашлялась, хватаясь руками за горло.
— Боги милосердные! Это что ещё такое! — Кэтриона откинулась на спинку скамьи, глубоко дыша, еле справившись со спазмами в горле.
Такое с ней было впервые. Память вещей редко хранит запахи и ощущения, только звуки и картинки. Но это было ни на что не похоже. Не было ни звуков, ни картинки, были только ощущения и запахи, словно она вдруг влезла в кожу того, кто всё это чувствовал, а не просто смотрела со стороны.
Снова взяла лошадь в руки. В этот раз она будет осторожнее…
Таверна. Люди за столом, всё как в тумане или в хлопьях ваты, лиц почти не различить.
— …ковен ведьм…
— …святой отец против ковена…
Играют в карты? Ну конечно! Это же турнир!