— Надеюсь, что они будут.
Этой ночью Рикарду приснились змеи. Ашуманский обряд посвящения.
Он снова стоял в центре ямы и молчаливый хитт с глазами, густо подведенными черным, бросал их вниз одну за другой: сначала обычных серых гадюк, укус которых, конечно, болезненный, но не смертельный, затем щитомордников с чёрными пятнами на грязно-желтой коже, огненных змей с яркими красными полосами…
Они извивались, ползли, кусали друг друга, а невозмутимый хитт всё бросал и бросал их сверху, последней была кобра — убийца змей. Она раздувала капюшон и покачивалась, обнажив острые зубы, а затем нападала, убивая всех: щитомордников и гадюк, гюрзу, эфу, полоза…
А Рикард стоял неподвижно в центре ямы. Замерев, опустив щиты, погасив малейшие колебания. Думая только о словах наставника.
Ты должен стать камнем. Змея никогда не укусит камень.
Когда он только начинал обучение, они его кусали. И каждый раз он корчился в муках, а наставник давал ему противоядие — ровно столько, чтобы он не умер, но чтобы всё чувствовал. Так в Храме Ашша — Бога Ночи — тренировали осторожность. Со временем тело привыкло к яду. К любому, кроме яда ашуманской королевской кобры.
В этот раз в яме он не боялся и стал камнем, как его и учили. И перестал им быть, когда кобра расправилась с остальными. Тогда он снова стал человеком и напал. И выбрался из ямы с головой королевы змей. В тот день он прошел обряд посвящения. Он стал ичу — ашуманской тенью, слугой Бога Ночи.
А сегодня змеи вернулись к нему во сне, и одна из них, желтая с черными глазами, укусила его за ногу.
— Проклятье! — он рывком сел на кровати и, уже вонзая кинжал в матрас понял, что это сон, и змеи никакой нет.
Просто ногу свело судорогой, и она болела в том месте, куда его ткнула бариттой позавчерашняя ночная гостья. Альбукер, конечно, кудесник, от его мази рана уже почти затянулась, покрывшись розовой пленкой свежей кожи. Да и тело Рикарда восстанавливалось быстрее, чем тело обычного человека. Не зря же он провел в храме Бога Ашша почти десять лет.
Но в душе он всё ещё чувствовал злость, и весь вчерашний день пытался ходить из угла в угол, хоть Альбукер ему и запретил вставать на раненую ногу. С убийством Крэда он потерял след, и эта женщина не выходила у него из головы.
— Не торопился бы ты, нога ещё должна зажить, — буркнул таврак, глядя, как Рикард собирается.
— Я уже здоров и почти не хромаю, — отмахнулся он от ненавязчивой заботы.
— К ужину ждать или как обычно? — невозмутимо спросил Альбукер из кухни, раскуривая кальян.
— Это уж как пойдет, — усмехнулся Рикард в дверях, — сегодня я должен получить кое-какие ответы. А ты приготовь мой фрак — завтра маскарад, и я собираюсь его посетить.
Завтра Найд обещал представить его королеве. И этого дня он ждал с нетерпением.
Бордельный пес оказался неразговорчив. И даже после того, как в его кошелек перекочевало несколько монет, он говорил неохотно и как-то с опаской. Посетителей ещё не было, служанки мыли полы, стучали палками по развешенным на коновязи коврам и расставляли в вазах свежие цветы. А пес сидел на камне поодаль и полировал свой ятаган.
— Женщина? — повторил он, словно не понимая, о ком идет речь.
— Да, женщина, высокая, стройная, в мужском платье, — Рикард был терпелив.
Он видел, что пес знает больше, чем хочет рассказать, и стоило бы врезать ему, чтобы развязать язык, но нельзя. И он уронил ещё одну монету.
— Была тут позавчера одна. Бродяжка. Забралась через окно кухни, еду украла и две сковороды, а потом убежала. Полоумная, видать. Распугала всех лошадей.
— Две сковороды?
— Ага.
Рикард засунул руки в карманы.
— Никто её раньше не видел?
— Нет, милорд, говорю же — безумная она, ударила одного из гостей, посуду побила.
— А что мистресса говорит?
— Мистресса была недовольна, — буркнул пёс.
Толку от тебя!
Рикард обошел дом, разглядывая беленые стены и кованые решётки балконов второго этажа.
Залезла в окно кухни? Интересно, каким это образом? Если только она не змея с черными глазами…
Окно кухни было забрано решеткой.
Рикард вошел внутрь, расположился на диване, обитом красным бархатом, и велел служанке позвать мистрессу.
Тайла появилась в шелковом утреннем платье, причесанная, накрашенная, благоухающая духами, от которых у Рикарда зачесался нос — настолько приторными они были, и улыбнулась обольстительной улыбкой.
— Столь ранний гость… Но мы удовлетворяем любые потребности. Чего желает милорд?