Теперь же, когда они остановились, время устроилось вокруг них и не текло вовсе, а, как уснувшая кошка, растворялось в коленях. Анвар ушел бродить, парочки купались. Фил прилежно учился осознавать, что это все - и есть счастье. Он уже пятнадцать минут разговаривал с пузатым шмелем, не улетавшим с толстого клевера, сгибая его под тяжестью нелепого, но летающего, однако, тела. Шмель был самодостаточен. А Фил - нет. По этому поводу Фил задремал.
9
Тонкий крик Дашки пронзил тишину. Фил вскочил на ноги. Прямо на него шел Анвар, шел странно, словно выбрался из зачарованного леса на ватных заколдованных ногах, он держался за щеку, с руки капала кровь. Лялька успела первая, она подбежала, отняла от щеки руку и прижала к лицу намоченный в чем-то бинт. Анвар подошел, поморщился и сказал:
- Я закончил намаз и просто сидел, если они пришли бы раньше, я был уже бы мертвый.
- Кто? - выдохнула Даша.
- Они сказались христианами, - ответил Анвар. Получилось нечаянно по-старорусски.
- Далеко ли ушли? - деловито осведомился Петенька, перезаряжая что-то тяжелое. Он стоял спиной к компании, и плечи его ходили ходуном.
Фил очертил рукой круг, Петенька, пыхтя, сел в него последний - он был сторонником быстрых ответов.
- Елки засыпать не будем, - угрюмо сказал Фил. - Сначала Анвар, потом соображения.
Анвар рассказал, что в лесу, где он сидел, в километре от лагеря, на открытой поляне к нему подобрались трое мужчин, которые, видимо, наблюдали, как он совершает намаз. Один подошел к нему с улыбкой, вынул нож и приложил к шее со словами:
- Вас еще не хватало в нашем лесу, магометовых ублюдков!
Анвар сказал, что откинулся назад, вскочил и блокировал двух прыгнувших на него с разных сторон. Он был удивлен, а не зол, и крикнул на
русском:
- Давайте говорить, я знаю русский!
- У нас тут все ваши русский знают, сволочь, - ответил первый и замахнулся ножом. Анвар успел увернуться, но тот все же попал ему по щеке, и кровь стала заливать нижнюю часть лица. Почему-то это остановило двоих. Они отскочили к деревьям. Главный поплясал вокруг Анвара, но не достал. Анвар еще подхватил небольшую сучковатую палку... Главный отошел к товарищам.
Они еще посовещались, но, то ли видя, что Анвар легко отбивает атаку двоих, то ли еще почему, решили, что напакостили достаточно, и свалили, оглядываясь и отпуская угрозы.
- Если твой бог, Филипп, помог мне, скажи ему спасибо! - добавил Анвар. - Вчера я видел сон. Персия стала выжженной землей, вы все умерли, а я вот жив, по Каспийскому морю плавают большие лодки, в них стоят люди в плащах с крестами. Мы с этими людьми из одного времени, а вы из другого. Вы берете и везете нам свое время. Вам не жалко. Но вы везете чашу слез. Чаша большая, как Каспий, в нем хватит слез, чтобы вы попали в рай.
- Да, всплывем на гребне волны! Анвар, ты жив? Шрам тебе к лицу. Вон женщины скажут. Ужин, однако. В рай нас с Лелей грехи не пустят, хоть выпей мы этот твой Каспий, в бога душу мать, - наигранно бодро закончил Петенька и ушел собирать дрова.
Уэллс долго объяснял потом Анвару соотношение между парадоксальностью и сальностью русских ругательств. Дашка тихо пела про "полянку, цыганку и про то, что было".
10
Фил думал о том, что же будет с ними на выцерковленной Новгородчине, где тебе не Лужская заброшенная земля с тремя храмами на округу. Православие послало им кровавую весточку, слабенький укус зарвавшимся прогрессорам непутевого мятущегося государства. После ужина он запросил сводку преступлений по Псковско-Новгородской областям на религиозной (национальной) почве. С принятия государственного проекта "Великий шелковый Путь" прошло два месяца. Версия "Пророк Мохамед" и вообще не была утверждена. Последний собор в Питере величественно и спокойно отверг всякое содействие кощунственным идеям. "Приближалась довольно скучная пора..." сказала Лялька, стоящая у него за спиной и глядящая в экран. Когда она залезла в автобус - Фил не услышал, впрочем, дверь была открыта. Маленькая Лялька могла спокойно стоять, не уперевшись в крышу, не то что Петечка. Фил сидел полуобернувшись, когда она вдруг подошла к нему вплотную, прижала его голову к своему животу, обняла и сказала: "У нас будет ребенок с Петькой". Помолчала, погладила ежик Фила.
- Мы останемся живы? - вдруг очень буднично спросила она.
- Да, - машинально ответил Фил, - купим тачку побольше и будем жить.
Лелька засмеялась, наклонилась к нему, поцеловала в лоб и облизала нос кисловатым язычком.
Фил вспомнил беременную Машку на Рижском взморье - в коротких шароварах, босиком, в его рубашке и в чем-то звенящем на шее и запястьях. Фил ощутил себя старым, несмотря на то, что Петенька родился раньше него на пять лет, а Дарька с Лелькой - на три года.
Лена прислала письмо-отчет. На шлюзе все шло гладко. Туда зачем-то приезжал Мельников. "Проездом из Байконура, что ли?" - изумился Фил. Мельников ничего не делал "зачем-то".
Вечером пришло письмо от Мельникова, он приглашал Фила принять участие в космическом проекте вместе с Марией Кириченко (бывшей Бельской), копии договора, мол, высылает.
"Не, - написал Фил, - мы будем рожать", - и подписался.
"Еще бы Анвара зашить завтра. Некогда на Байконур, да и недосуг, стар я менять длинные пути на короткие, а с Марией Кириченко работать я не смогу - каждый день умирать, что ли? Слаб я", - решил Фил и успокоился.
- Слаб человек! - заявил он подошедшей Дашке. - Уик-энд не удался. Завтра едем в Лугу утром, зашиваем Анвара, а то сочиться будет всю дорогу. Потом двумя пробегами в Поволжье. Там есть работа и есть разведка. И Волга.
У Дашки пылало лицо, как солнце на закате, предвещающее ветер. Она сгорела за уик-энд.
- Волга помнит очень многое, - сказала Дашка, - иди спать, нечего в себе копаться.
11
Они ехали, коротко отдыхали, пили неожиданный финский кофе в "старинном городе Обломове", где дети, приезжие и местные организовали что-то вроде Флоры - антиказантип. У них был лидер - прославленный героинщик, рыхлый мыслями и телом, отец и брат, собравший толпу разноцветных овец, среди которых преобладали "флористки" от четырнадцати и старше и "флористы", немногочисленные и неказистые, от двадцати до сорока. Все они жили в доме, там была вода, хотя и холодная. Дом стоял спиной к городу, степь подступала к нему, как волна у Стругацких. Впрочем, они часто спали в степи. И она их не трогала. В доме водились книги - от Тоффлера до Ницше и далее до "Гамлета". Все далее тянулось вниз, к предыдущему миру, только искаженному. Советский Союз был перевалочной точкой в этом погружении, далее виделся провал.