Обдумав это — а жизнь приучила Климента Ефремовича мыслить быстро и здраво — нарком пришел к следующим умозаключениям: "Покамест это не угроза — и, даже, не первая тучка на горизонте. Первое. То, что Семен с Гришей прислушались к Мишке, еще не значит, что они переметнутся к нему — Семен дружбу ценит, да и Гришка человек верный. Тем паче, что он, отродье дворянское, с. ка золотопогонная, положа руку на сердце, дело говорил. Второе. Врагов у Миши — отсюда до Луганска в известной позе не переставить. Так что если и будет у него крепкая группировка, я всегда смогу ему кого-нибудь противопоставить. Третье. Пока Коба у власти, он никогда не поменяет меня на "наполеончика" — потому, что я никогда не замахнусь на верховную власть, а, что ему стукнет в башку, если он будет наркомом, только черти в аду знают. Четвертое. Дело делать надо, дальше откладывать нельзя. Нашим это доверять никак невозможно — вон, Гришка мне с Семеном все уши прожужжал пушками Курчевского, а, мы уши и развесили. Хорошо, Мишка вовремя растолковал, в чем тут соль — а как бы я объяснял Кобе, что мы вбухали деньги и время в откровенное вредительство? Иосиф бы этого не одобрил. Пятое. Пусть работает — если он и вправду будет давать результаты, и, самое главное, останется подо мной, то, черт с ним".
В это же время, на сходные темы размышлял другой человек, расхаживавший по кабинету с трубкой в руке. Мысли его свелись к следующему: "А имеем мы следующие моменты. Момент первый: Тухачевский готов к серьезной работе. Поправка — по его словам и словам Клима с Семеном. Врать мне они не будут, это исключено — но, Тухачевский сам не специалист в артиллерии, и мог быть введен кем-то в заблуждение, мог и обмануть Клима, Семена и Григория, которые являются специалистами в этом деле еще в меньшей степени. Вывод: надо его выслушать, поскольку хоть я и сам не разбираюсь в делах пушечных и гаубичных, но, когда мне пытаются врать, чувствую. Поправка вторая: если он искренне заблуждается, если его самого кто-то обманул, то, я этого не пойму и не почувствую. Значит, нужен настоящий специалист артиллерийского дела, на всем этом собаку съевший. И, верный — это обязательно".
Приостановившись в середине кабинета, Иосиф Джугашвили пару раз затянулся, после чего продолжил свои размышления: "Человек такой есть — зовут его Владимир Давыдовыч Грендаль. Это хорошо — плохо другое, как его подвести к этому делу так, чтобы не навредить? При бешеном самолюбии Тухачевского, он плохо отреагирует на то, что к нему приставили надсмотрщика. Или, все-таки, он умеет придерживать свое самолюбие, раз, когда с ним заговорили о деле, он не стал упорствовать в своих заблуждениях, а ответил на серьезный разговор словами мужчины, а не страданиями молодого Вертера? Может, просто перебесился со временем? Не мальчик, давно пора".
Еще пару раз пройдя кабинет из конца в конец, Сталин, наконец, нашел приемлемый вариант действий: "Я приглашу товарищей в гости, чтобы сугубо неофициально посоветоваться с ними относительно текущего состояния артиллерии РККА. И, узнать их мнение относительно того, что надо сделать для ее развития. Такая постановка вопроса ничьего самолюбия не заденет. Тогда и присутствие Грендаля будет в порядке вещей — пригласили на шашлык самых уважаемых в Красной Армии людей, специалистов по этому вопросу, спросить у них совета, выслушать их мнения. Вот тогда и посмотрим на Тухачевского — что и как он будет говорить, как станет аргументировать свою точку зрения. Если он действительно готов работать — Михаил Николаевич будет дискутировать, выстраивая логическую аргументацию. Если нет — то он станет на позицию "Есть две точки зрения, моя и неправильная". Пусть я не специалист в артиллерийском деле, но, отличить первое от второго нетрудно даже для человека, не знающего разницы между пушкой и гаубицей".
— Исходя же из поведения Тухачевского, надо будет решать, что ему поручать. Если он взялся за ум — очень хорошо, работы в Красной Армии непочатый край; если же опять что-то крутит, сам или по поручению Троцкого — тоже поручим, но, так, чтобы как можно меньше напортил — подвел итог своим размышлениям Сталин.
К тому времени, как Сталин закончил свои размышления, подошел к концу и обед в комнате отдыха наркома обороны. Тухачевский, поблагодарив за гостеприимство, извинился, сославшись на занятость, доброжелательно распрощался и уехал. Ветераны Первой Конной армии продолжили беседу.