- Извините, - сказал Володя, - я у вас воды холодной не попью?
- Чай есть, чай, - сказал хозяин, тяжело встал и достал чистую пиалу из буфета.
- Вода турбины вертит, ток подает, - добавил хозяин, а напьешься только кок-чаем, ясна погода!
Володя снял каску, поправил волосы, расстегнул обвязку, повесил ее на стул, сел.
- Это что же - вы тут живете? - спросил он.
- Живу, - ответил хозяин, - меня зовут все дядя Митя, и ты зови.
Чай у дяди Мити был горячий.
- Не спеши, не торопись, подуй, - подсказал дядя Митя.
- Что же вы тут живете? - сказал Володя. - Над вами камень висит.
- Э, сынок, - махнул рукой дядя Митя, - надо мной столько висело, да все мимо проехало. А самое паршивое - ракеты осветительные. Лежишь весь видимый для невидимого врага. Вот страсть, ясна погода!
- Все-таки жилье вам нужно сменить, - сказал Володя.
Дядя Митя усмехнулся, встал, пошел, прихрамывая, к буфету, взял сахарницу.
- Жилье придется сменить, - сказал он все с той же усмешкой, - это ты прав. Скоро придется получить последнюю прописку.
Он глянул в сахарницу и расстроился.
- Все кончается, - вздохнул он. - Сахар кончается. Жизнь кончается. Лето кончается. Только погода никогда не кончается.
- Жарко, - сказал Володя, попивая чаек.
- Жарко, - сказал дядя Митя. - Что за устройство человек! На Колыме сколько лет мечтал отогреться... Мечтал - лягу когда-нибудь на солнышке и буду три дня лежать, пока насквозь не прогреюсь. А здесь от солнца прячусь, шляпу завел. А какой выход из жизни?
Дядя Митя протянул Володе руку, и Володя прочел на тыльной стороне его сухой сильной руки наколку: "Горя не бойся, счастья не жди".
- Мудрая мысль, - сказал Володя.
- Все было, - продолжал дядя Митя. - Война, тюрьма, жена, дети. Все кончилось. Война кончилась, тюрьма кончилась, жена умерла, дети разбрелись, ясна погода! А теперь я сторож. А чего здесь сторожить? Жизнь свою окончательную сторожу. Вот человек зашел, мне радость.
- Меня Володей зовут, - представился Володя. - Мы как раз камень укрепляем, чтобы он на вас не упал.
- А я что же, не знаю? - сказал дядя Митя. - Знаю. И тебя знаю. Ежедневно вижу над собой. Человек всегда виден. И кто добро творит, и кто зло. Каждый виден другому. Вот кто меня сюда на старость лет пристроил, в эту комнату? Она ведь нигде не числится как жилое помещение. Кто? Добрый человек. Кто мне должность сторожа схлопотал? Тут сторож, конечно, условно, я день и ночь при дизелях состою, однако ж? Добрый человек. Удивишься, когда скажу, - женщина. Красавица наша незамужняя, Юнна Александровна, зам. главный инженер, дай бог ей хорошего жениха.
- За что ж она вас так полюбила? - улыбнулся Володя.
- Из жалости к судьбе. Ну и, конечно, нога здесь слово сказала.
- Какая нога? - не понял Володя.
- Эх, Володя двуногий, радости у нас с тобой разные. Ты пить-гулять, девушек обнимать...
- Не пью, - сказал Володя.
- Я к примеру. А моя радость - вот она, за сейфовым замком.
Тут Володя и вправду разглядел в углу комнатушки старый, с облетевшей краской сейф. Дядя Митя встал и пошел к нему с явной целью открыть, когда в комнату заглянул молодой длинноволосый парень в тельняшке.
- Дядя Митя! - закричал он. - Ты топливо принимал сегодня?
- Полтонны, - ответил дядя Митя.
- Что ж ты, безногий черт, в журнал не записал?
Дядя Митя подумал над ответом, вздохнул и признался:
- Забыл.
- Сахару больше штефкать надо, сахар мозги укрепляет! сказал молодой парень и закрыл дверь. Дядя Митя постоял немного в середине комнаты, нахмурился, вопросительно поглядел на Володю.
- Чего ж это я хотел? Забыл...
- В сейфе что-то... - сказал Володя.
- Эх, прав Николаич, сахару мне надо больше, - ворчал дядя Митя, открывая сейф. Он распахнул его резко и победно посмотрел на Володю, словно ожидал, что тот воскликнет, пораженный видом несметных богатств. В сейфе было что-то странное... что-то поблескивало. Дядя Митя, не увидев желанного восторга, кряхтя нагнулся и вынул из сейфа новенький, блестящий металлом и кожей протез.
- По страшному блату достал! - сказал дядя Митя, держа в руках сокровище. - Через хлебозавод. Ненадеванный.
Тут снова в комнату влетел парень в тельняшке. В руках у него был журнал.
- О, - сказал он, - опять он со своей костылей! Распишись. Дядя Митя достал из буфета очки.
- Ты хоть бы раз в нем прошелся! - сказал парень.
- Николаич, - ответил дядя Митя, склонившись над журналом и долго выводя подпись, - двадцать третьего февраля надену, я сказал.
- Женить тебя, дядя Митя, надо, - сказал этот самый Николаич. - В форму войдешь, будешь бегать бегом от инфаркта.
- Моя невеста с косой ходит, - сказал дядя Митя.
- С косой - это хорошо, - неожиданно рассмеялся парень, - а вот наши беременные ходят. Вот это, старик, проблема мировая!
Парень взял журнал и вышел. Дядя Митя сел за стол, аккуратно сложил очки, воткнул их в старомодный футляр.
- Еще чайку? - спросил он у Володи.
- Нет, спасибо.
- Вот так и живем. Тут, когда камень этот покачнулся, я первый драпу дал, на протезе. Не поверишь, чуть не всех обогнал. отбежал в сторонку и вдруг думаю - чего я бегу? Жизнь прожита, а жить, оказывается, охота, ясна погода!
Вся команда, включая Марата, стояла на дороге перед компрессорной. С камня были уже сняты тросы и веревки, а сам камень был теперь виден из-за клетки стальной сети. Ребята стояли в тренировочных костюмах, и только Марат был при своем героическом виде, в каске, весь перепоясанный веревками. Все смотрели на дорогу, по которой шли самосвалы. Наконец показались две "Волги".
- Едут, - сообщил Руслан.
- Ну, - сказал Володя, - держитесь, моряки! Работу будет принимать какая-то шишка из главка. Чистый зверь, как говорят.
- Капитан, - быстро сказал Саша, - больше ни одного дня. Если что доделать - сегодня ночью.
Володя кивнул. Машины остановились около компрессорной. Из передней "Волги" вышел не кто иной, как Воронков. С ним была Юнна, еще какие-то люди. Улыбаясь, Воронков пошел к Володе.
- Старые знакомые, - сказал он, пожимая руку капитану. Как успехи?
- Нормально, - сказал Володя. Воронков обошел всех, со всеми поздоровался. Пожал руку и Марату, не сказав ему ни слова. Остановился, стал смотреть на камень.
- Когда закончили? - спросил он Юнну.
- Вчера, - ответила Юнна.
- Не трясло еще?
- Слава богу, нет.
- Жаль, а не слава богу, - сказал Воронков. Он повернулся к Володе.
- Юнна Александровна не сможет у вас принять работу, сказал он.
- Это почему? - грозно спросил Саша, но Воронков даже не посмотрел в его сторону. Он говорил только с капитаном.
- И я не могу у вас принять работу, - продолжал он. - Работу у вас примет только приличное землетрясение.
- Мы производили расчеты, Сергей Николаевич, - сказала Юнна.
- Расчеты - это хорошо, - с явной иронией сказал Воронков. А что происходит у Шайхометова?
- Леса нет, - сказала Юнна. - Железная дорога держит за горло. Отсюда все проблемы.
- Минутку, - прервал ее Воронков, - вы, Юнна Александровна, дойдите до слова "однако". Предположим: "однако к пятому августа недостатки будут устранены".
- Однако, - медленно сказала Юнна, - к пятому августа положение станет еще хуже.
Воронков грозно взглянул на Ковальскую, но ничего не сказал.
- Ладно, разберемся на месте у Шайхометова, - тяжело заключил он. Подошел к Марату.
- Ну как? Освоился? - спросил он у сына.
- Нормально, - солидно ответил Марат. - С энергией перебои частенько бывали.
- Где я тебя найду вечером?
- В общаге.
- Володя! - возмутился Воронков. - Ну как он у тебя говорит? В общаге!
- Не доглядел, - засмеялся Володя.