– Ага, мы с ним в машине целовались, – с непробиваемостью кирпича сообщила я.
– Ах, ну раз в маши-ине целовались, – парнишка преувеличенно понимающе покивал головой и всё-таки скрылся в коридоре.
Громов мне ничего не сказал, только сдержанно кашлянул в кулак, догадываясь, зачем это было сделано. А я присела тихонечко на край кушетки, рядом.
– Почему он стрелял в вас вдруг среди бела дня? Так или иначе, хорошо, что косой попался, промазал вон…
– Он не косой, – тяжело вздохнул Денис, разглядывая свои бинты. – У него рука дрогнула.
Я чувствовала от Громова волны мрака и какого-то «уйди-от-меня» сигнала, так что сама невольно съёжилась, но продолжить разговор все-таки рискнула, уж слишком жутко было так в тишине сидеть.
– А это ваш знакомый, да? – кивнула на дверь. – Для врача молодой…
– Я студент медвуза, – подмигнул легкий на помине, грациозно просачиваясь в проём, – и по совместительству тут… подрабатываю.
– Он очень толковый парень, – заверил меня биолог, поднимаясь и пряча в карман упаковку бинтов.
– О, я опытный, тут работы хватает, а еще на трупах тренируюсь, – радостно сообщил тот, но тут же вытянулся, как школьник ляпнувший чего-то не того, и сразу же добавил, – …иногда. В морге много трупов.
Однако Громов, не дав оценить по достоинству последнюю фразу чудо-лекаря, спешно, но довольно искренне отблагодарил его и увлек меня за собой прочь из кабинета.
Всю дорогу мы молчали. Даже Борька особо не агрился на окружающих водителей за их «непроходимую тупость и чрезвычайную медлительность».
Я то бездумным взглядом смотрела на мятущиеся по лобовому стеклу дворники, то с тревогой поглядывала на учителя. А его явно здорово измотало, и это было заметно.
Черт, моя бы мамка так обо мне заботилась, как я о малознакомом криминальном мужике, чтоб его…
Когда нас привезли к дому биолога, было ещё не поздно, но из-за тяжёлых туч, будто налитых жидким металлом и низко нависших над крышами, казалось, что уже часов десять вечера.
– Мирослава, дома хватятся, – Громов выглядел как-то не шибко ловко, будто хотел меня спровадить побыстрей, но не знал, как бы деликатно об этом сказать.
– Да кто хватится-то? Отец в загуле опять. И что вы без меня будете делать? Опять котлеты на воде готовить? Тоже мне, гордый кулинар.
А мне стоило догадаться пораньше о его намерениях и подыграть как-то, а то нарывалась на душевные комплименты, как дура.
– Тебе не место не то что в моей квартире, но и во всей моей жизни, – тяжело выдохнул он, ероша волосы.
– Вот сейчас обидно было.
Я так резко развернулась от него лицом, что чуть не попала в лужу. И голос не то чтобы прям дрогнул, просто на секунду сделался глуше, будто задушенней. Потому что мне действительно было обидно.
Биолог растерялся, приятно звякнула прибывшая кабина лифта, и плавно разъехались в стороны двери, выплескивая на пол ослепительный голубоватый свет.
– Ладно, иди сюда, – он втащил меня в лифт, словно мягкую игрушку и потрепал по щеке. – Здорово мы натерпелись за сегодняшний день, а?
– Да уж, здоровее не бывает.
Итак, я все-таки напросилась к нему, в шикарный, полный неожиданных сюрпризов лофт. В мрачную атмосферу ночи и тревожности. Мне нужны были ответы, мне нужно было знать, что все будет в порядке, ну и ещё… но об этом позже.
– У меня много вопросов, и, может, вы не будете вынуждать меня задавать их и сами всё расскажете? А то это не слишком-то приятная процедура.
– Я уже прошел сегодня через не слишком-то приятную процедуру, – Громов, прямо не раздеваясь, завалился на кровать. – Может, хватит одной?
– Вы не учитель биологии, да? – я поморщилась от дурацкого ощущения, что спрашиваю нечто до боли очевидное, и встала над ним, как офицер КГБ на допросе.
– Учитель – не учитель, а двойку тебе за семестр вкатить могу, – хитро улыбаясь, сощурился Громов, сущий кот. Но следующего вопроса от меня он точно не ожидал.
– Чем голосеменные от покрытосеменных отличаются, «профессор»? – прям в лоб, чтобы уж точно.
– Понятия не имею, – неохотно сознался он после нескольких минут партизанства под моим суровым взглядом.
– Ещё бы вы имели. Это программа прошлого года, а вы только в одиннадцатом классе ведете. Не учитель вы никакой. Отсюда следующий вопрос: это из-за Дашки?
– Ты с чего взяла это? – Громов существенно напрягся, даже порывался сесть, но не преуспел. А я говорила, что процедура не из приятных.
– Тот человек, который стрелял, он же Дашкин телохранитель. Трудно не запомнить человека, который был близок к тому, чтобы окунуть тебя мордой в салат. Вдобавок ко всему, он вас узнал. Можно вспомнить ещё о вашем нездоровом интересе к госпоже Козловой. Надеюсь, вы не свято верите, что этого никто не замечает? Вот почему я спросила. Это из-за Даши?
– Видишь ли, какое дело, – Денис потёр переносицу, видно, очень осторожно, тщательно так и слишком напряженно подбирая слова. – Дашка попала… м-м… в не очень хорошую компанию. Не радует родителей, а папка за неё беспокоится, вот и нанял последить в рамках школы. А то, что выстрелили в меня, это уже другой вопрос. У нас были проблемы в прошлом, ну и… Ты не обижайся, тут, чем меньше знаешь, тем лучше.
О да, отца Дашки я знала. Вернее, имела приблизительное представление о том, что это деспотичный богатенький папаша большого семейства и вполне мог бы выкинуть что-то вроде того. Вернее, это было даже меньшим, что он мог выкинуть. Короче, говоря о том, что Дашка попала в плохую компанию, нельзя было утверждать, что отец её принадлежал к хорошей. И доведённая Козлова уже года два назад как-то изменилась под давлением обстоятельств. Скрытная, вечно мрачная и агрессивная быстро растеряла всех своих друзей, и не то что бы она сама этого не хотела.
– Я понимаю теперь, чего вы не развернули меня ещё после уроков. Боялись, что я разболтаю на эмоциях. Я вроде как заложник обстоятельств, получается.
– Да, отпустить тебя на честном слове было бы глупо. Но если подумать, я не представляю, что тут можно ещё сделать. Не пулю же в лоб всадить, в самом деле, – он таки с трудом, но сел, поближе придвигаясь ко мне.
– Вот это… – я неопределенно взмахнула в воздухе рукой, удивляясь своему вдруг хриплому голосу, – это вот была не смешная шутка. Приготовить вам что-нибудь?
А мне вдруг стало очень нужно куда-нибудь сбежать под любым предлогом, хоть на кухню, хоть в туалет. Потому что наедине, в этой странной молчаливой и хмурой близости так остро стало ясно, как меня на самом деле немыслимо к нему тянет. И моё болезненное беспокойство больше не казалось странным, всё встало на свои места. И я… я в полной заднице, оказывается.
– Итак, мы стали причинами беспокойства друг для друга, – вздох вышел обреченным и грустненьким каким-то. – Не то что бы это не могло перерасти в нечто большее…
Громову, наверное, тоже стоило бы сбежать, только он вовремя этого не сделал.
Я с замиранием духа и каким-то странным торможением мыслей чувствовала, как убирают волосы мои с плеча, как целуют открывшуюся кожу. Медленно и аккуратно. Боялась шелохнуться. Одно лишнее движение, и тогда он одумается, поймет, что делает, и наверняка выставит меня за дверь. И я – я тоже приду в себя. А я не хочу приходить в себя, я хочу ещё побыть в этом режиме невозможного бреда. И чтобы так странно щемило на душе, и сжимать одеяло пальцами.
На грудь легло что-то незримое: тяжелое и мягкое, заставляя дышать глубже, чаще и рваней.
Я не знаю, когда мои циничные глупые шуточки переросли вот в это. И сложившиеся обстоятельства ярко сигнализировали звездный пиздец.
========== 13. Между двух огней ==========
– Денис… – вздохнула я, проговорила медленно, шёпотом, следя за движением собственного языка и вовсе не собираясь добавлять чёртово отчество, в котором я вечно путалась.
Меня развернули лицом и сразу же обожгли затуманенным тёмным взглядом. Тише, ну. Я обняла своего недо-биолога, профессора с винтовкой в сейфе, поцеловала вслепую куда-то в шею и накрепко прижала к себе.