Постепенно дыхание восстановилось, стало глубоким и ровным.
Одумались? Вот и хорошо. Если б не рана, я бы, может, и не стала этого прерывать.
За окном уже окончательно стемнело, и по стеклу вновь начал настукивать привязчивый дождь, уже более тихий, чем тот грозовой ливень, но не менее отвратительный.
– Оставишь на ночь?
– Да.
Я ещё не осознала, что вообще-то обрекала себя, да и его на здоровские мучения. Лежать на одной кровати спиной друг к другу, не имея возможности прикоснуться.
– Тебе бы больничный взять.
– И так сойдет. Я же не при смерти.
О том, что сегодня он был именно что при смерти, решено было аккуратно умолчать. Я выскользнула из душа и присела на край кровати, уже лицеприятно одетая. Темноту мягко рассеивал слабый ночник над кроватью. Говорить было неловко, даже смотреть друг на друга было неловко, поэтому мы молчали, растерянные, не особо в силах объяснить, что происходит. К этому нужно было… привыкнуть.
Щёлкнул выключатель, и комнату затопила душная сладкая тьма. В голову наперебой лезли безумно непотребные мысли, изводя изнутри. Ничего удивительного не будет, если мое титаническое терпение завтра вдруг нечаянно лопнет, и я зверски изнасилую Громова в подсобке. Меня сквозь сон притянули поближе очень-очень собственническим жестом… ну это кто кого ещё.
Утро выдалось солнечным. Денис на кухне появился, когда её уже наполнил запах яичницы с помидорами, того единственного, что я могла сообразить по-быстренькому из нехитрого набора местных продуктов.
– Мы опоздали? – сонно пробормотал Громов, задушевно обнимаясь с дверным косяком.
– Не то чтобы. Мне сегодня ко второму, а… тебе?
Первым делом тревожным взглядом скользнула по повязке. Вроде не сползла даже, да и сам Денис получше выглядел. Поживее.
– Тоже… – биолог сосредоточенно сощурился на часы. – Если на машине, то успеем. Кстати, раз уж ты теперь почти моя сообщница, поможешь немного в этом деле? Ну, там сблизиться с Дашкой, разузнать у неё, что как, аккуратно воззвать к морали…
Ого, ишь чего захотел, умом он тронулся что ли?
– Козлова меня презирает всей своей тёмной душой, и я ни за чт… – осеклась, поймав на себе его взгляд и сдалась ему непозволительно и безвольно быстро. – Ладно уж, так и быть, попробуем.
Интересные у него глаза, светлые и добрые, с затаённой внутри виноватой грустью. Громов, как ты попал в эту шайку бандюганов, которые норовят пальнуть в тебя средь бела дня? Вот же действительно угораздило.
Денис сглупил. Вместо того чтобы высадить меня где-нибудь аккуратненько и беспалевно за поворотом, он подвёз прямо на общую парковку для учителей, которая прекрасно обозревалась из школьных окон. Мы были как на ладони, оставалось только наивно надеяться, что никому в голову не придет почём зря в окна глазеть, как бабульки семидесятилетние.
Я, как истинная дама, галантно помогла джентельмену выбраться из машины, стараясь по возможности облегчить для него этот мучительный процесс. Эта «просто-царапина» доставляла Громову массу неудобств, и это заметно было по резким движениям, которые вынуждали его морщиться и резко втягивать воздух.
– Всё-таки осторожней, – буркнула я себе в воротник на входе в школу.
– Это ты осторожней, – добродушно фыркнул в ответ биолог, на том и разошлись.
Стараясь не смотреть на охранника, свято свидетельствующего эту милую сцену, я скользнула мимо него на второй этаж, на географию. О да, осторожность и мне лишней не окажется.
– Барковская! А чё не рассказываешь про свой новый рома-а-ан? – на меня из распахнутой двери хлынули бессвязные восторженно-возбужденные звуки, напоминающие чем-то времена первобытного строя. Предчувствуют шоу, гиены.
А у меня рука заныла от желания стукнуть себя по лбу. Вот же приспичило их уставиться в эти окна. В уме я выдала глубокомысленную и очень красочную матерную тираду. Вслух пришлось озвучить нечто куда более цензурное.
– Надо же, ещё не успел начаться наш бурный роман, а уже стал всеобщим достоянием, ты подумай.
– Ты че эт, как бишь её… путана? – нахмурил брови Вовка Дягтерёв, решив, видимо, сверкнуть глубокими познаниями в области терминологии.
Ну да меня в этом не перещеголять.
– Блудница, попрошу! – я нравоучительно вздернула вверх палец, ярко демонстрируя свои широкие познания в церковно-славянских терминах.
– Кто блудница? – за моей спиной послышался взвизг географички.
Она была экзотической дамой за сорок, предпочитавшей носить колготки там всякие сеточкой или кокетливую кожаную юбочку. Ввиду специфических вкусов в одежде, этот вопрос, поставленный ей со всей серьёзностью, звучал особенно остро. Класс, несмотря на всю серьезность, прыснул, немного даже переключаясь с будоражащей новости.
– У-усаживайтесь, – поняв, что не в теме, прожужжала географичка на высоких тонах испорченным за годы практики голосом. – Давайте-давайте, звонок через две минуты.
– Слава, а как, вы уже обменялись прокариотическими бактериями? – протянула Ира Аксёнова, неплохая, но дохуя остроумная деваха, в моменты своего остроумия сама напоминавшая какую-нибудь прокариотическую бактерию.
– Никак, – вяло огрызнулась я, жалея, что упустила шанс покрыть всю эту шайку сочным матом. – Он меня только до школы подвёз, мы живём рядом.
Но они уже не в меру возбудились и разошлись.
– Чудно, значит, скоро съедетесь! – Ирка энергично хлопнула в ладоши, порождая во мне недюжинное желание хлопнуть её ещё и по лбу в довесок, чтоб мозги на место встали.
– Завидно что ли?
А это уже была не я. И Аксёнова прям с лица сошла, как ядом её окатили.
Класс мгновенно притих, её боялись, Козлову. Не только из-за папки, хотя и не без этого. Даха могла приструнить и сама: тяжёлым словом, а иной раз и делом. Она и злилась на меня отчасти за то, что я знала, никакое она не зло, вылезшее из Преисподней, а всего обыкновенная одиннадцатиклассница с тяжёлым характером. Со скверным даже. Она честно считала это самым большим и сокровенным своим секретом, обладая определенно и куда более пикантными тайнами.
– Ох, батюшки, кто это снизошел до нас, недостойных? Козлова? – я вздёрнула бровь, усаживаясь за парту и с удивлением наблюдая, как она опускается рядом.
– Мне плевать с кем ты крутишь романы и когда, но раз уж вы вместе ехали до школы, спрошу, – она говорила почти сквозь зубы, перебарывая показное пренебрежение, ставшее со временем совершенно искренним, – ты ничего странного не заметила? Он ничего такого не говорил и не делал? – она помедлила пару секунд, потом сменила тон с сугубо делового на наигранно озабоченный. – Больно странно вчера выглядел. Как бы не пропала снова наша биология, да накануне экзаменов.
– Ничего такого, прошёл бодун, видимо, – ответила я, невозмутимая, как гора Фудзияма.
Неправильно было бы сказать, что Козлова не знала своего отца. Очень хорошо знала, и вполне могла ожидать от него подставы вроде слежки, в особенности угодив волею судеб в плохую компанию. А Громов с его постоянными подкатами был на этой должности чертовски палевным. Житейской мудрости Козловой определенно не доставало, а вот ум у неё был острый. Неужто связала громовский вчерашний полумёртвый вид с исчезновением своего горе-снайпера?
– Что-то мрачновата сегодня не в меру, – осторожно внутренне и со старательной небрежностью пробормотала я. – Случилось что?
– Вчера куда-то исчез один мой друг, – хмурясь, Даша закусила колпачок от ручки.
Друг? Димасик-то…
И всё-таки она сложила два и два…
Ох-ох, занятная ситуация вырисовывается, Громов хочет через меня разузнать о Дахе, а Даха – о Громове.
Я оказалась не слишком удачно зажата среди двух огней. Но, конечно, пиздец пришёл, откуда не ждали. Не перемене всё та же злополучная Ирка залетела в класс с дикими глазами и дёрнула меня за плечо.
– Барковская! К директору тебя.
Класс благоговейно замер.
Ох ты ёбаные ландыши, неужто разнесли уже, шакалы? Небось, и без фоток не обошлось. Да и чёрт бы с ними, лишь бы не дошло до мамки.