Запах мужского парфюма и грязные тарелки на кухне безошибочно выдали блудного папку. Я заглянула к нему в комнату, повиснув на дверной ручке, жалобно скрипнувшей от такого сурового испытания.
– Папка, – со вздохом констатировала я, – ты сегодня рано.
Он сидел на кровати с ноутбуком в обнимку и хомячил целиковый батон колбасы без зазрения совести и с преогромным аппетитом.
– Здоровеньки, дочерь! – лучезарно улыбнулся отец, приветливо помахивая провиантом.
– Разговор есть, – я просочилась внутрь, прикрывая за собой дверь, и присела рядом на цветастое вышитое одеяло. – Я связалась с одним человеком и… Думаю, я хочу быть с ним. Проблема только в том, что мне кажется, душа у него добрая, а вот факты говорят совсем обратное. Он, оказывается, жуткие вещи делает, страшные. И ещё… он на одиннадцать лет меня старше.
– Что-о?! – отец аж ноутбук выронил.
Ах, то есть новость о противозаконных делах его не так взбудоражила, как наша возрастная разница? А-то ещё удивляюсь, что я такая ебанутая.
– Да-а, пап, ему уже почти тридцать. А сегодня он меня вообще отшил, но это уже дело десятое. Просто сам боится меня близко подпускать из-за своих проблем. Мне очень нужен совет, – я доверительно ткнулась лбом отцу в плечо. – Пап, что делать, подскажи?
– Иди сюда, горемычная ты моя. Я, конечно, как примерный родитель, должен сказать «держись от него подальше». А лично от себя все же кое-что добавлю. То, что у человека прошлое не самое хорошее – это ещё не приговор. Если уж тебе кажется, что человек хороший, не надо ставить на нем крест. Только будь осторожна. Ну а если кто-то обидит, сразу говори мне.
Папка притянул меня к себе, замочаливая, и задушевно пригладил по голове. Как-то сразу стало спокойней.
Кто-то будильник ненавидел, а меня вот этот пидорас пугал. Может, потому что на звонке сирена «тревоги» стояла. А тревога была та ещё: тащиться в школку в несусветную, нечеловеческую рань, или вот как сегодня, скорбно выстроиться на посещение специальное престранного мероприятия, все той же школкой вероломно организованного.
Вчера я мучительно пыталась найти ответы на свои многочисленные вопросы, но гугл, так верно помогавший мне даже в самые отчаянные минуты жизни, на этот раз дал непростительную осечку. Я силилась нарыть что-то на упомянутую в больнице «Салвинию», но тырнет выдал мне только описание какой-то гадской водоросли. А точнее, плавающего папоротника, корнями уходящего глубоко под воду.
Вот же биологи хреновы, и сюда ботанику приплели. Нет, мне определённо стоило больше внимания уделять этой дисциплине.
И теперь вот судьба, решив взять бычка за самые рожки, тут же предоставила мне удивительную возможность.
Надпись на крыльце с чёрной железной дверью гласила: «Городской морг No4». У нас давно ещё была запланирована классная экскурсия в сие весьма экзотическое для этих целей место. Директриса просто от природы была крайне активной женщиной и яро считала, что будущие врачи, надежда отечественной медицины, должны были сразу, не отходя от кассы, осваивать типичные докторские примочки: привыкать к трупам, писать неразборчивым почерком и оставлять за плечами все человеческое сочувствие к несчастным больным. Короче, психику нам ломали целенаправленно и заранее. Не удивлюсь, если под конец года вообще всем классом на кладбище пойдём. Не как посетители, так на вечное поселение.
Я и в группу, на беду, угодила к этому биологу, а не к химичке. Ещё б вчера обрадовалась, но сейчас понимаю, что нужно побыть какое-то время вдали от этого любителя папоротников. А то оно как-то уж совсем неловко получается.
Он чеканно вышагивал перед той самой железной дверью, как какой-нибудь вертухай, и давал последние напутствия.
– Трупы не фотографировать, руками не мацать, пальцы в ноздри им не совать, слушать команды врачей. Напоминаю, что посещение добровольное, те, кто вчера не отдал отказы от родителей, может сделать это сегодня и бодрой походкой отправляться домой. Остальные – милости прошу получить практические знания по модулю «анатомия».
Те, кто облажался с записками от родителей, могли отвертеться от посещения «режимного заведения» очень просто. Достаточно было при виде первого же хладного тела изобразить слабость в ногах и картинно бухнуться наземь. Обычно это помогало, и полуобморочного старшеклассника-таки отпускали домой, но в этот раз компания собралась немногочисленная, зато воодушевленная. И картинно бухаться наземь от их энтузиазма обещали уже местные врачи.
Кристюха, вон, вообще на седьмом небе была от счастья, ибо уже с седьмого класса профессию патологоанатома себе прочила.
– А что, работенка не пыльная, пациенты не привередливые, платят неплохо, – она деловито одёргивала подол синей замшевой юбки, стоя в приемном коридорчике мрачного заведения.
– Это называется, дети мои, меркантильный подход. В медицину надо идти, чтобы людям помогать, – невесть откуда блистательно материализовался – ох ты ж мать! – тот самый гениальный студент, что биолога штопал. – Всем добрый день, – он одарил нас характерной счастливой лыбой. – Меня зовут Вик Аверич, я прохожу здесь практику и сегодня буду выступать в должности вашего экскурсовода. Для страждущих скажу сразу: морозилка с телами у нас запланирована на конец, для самых стойких. Для всего остального наше начальство уже приготовило специальные манекены. Вот этого, например, зовут Максим, не бойтесь, он искусственный, ему даже пальцы в ноздри засунуть можно, – Вик, сияя, тут же выполнил озвученное.
Сзади послышался характерный звук, будто ладонью по лбу хлопнули. Я мельком обернулась, вон, Громов сокрушается. Все его напутствия прахом пошли.
– Вам жалко бедного Максика? – мелодично пропела Козлова низким голосом, плавно придвигаясь к горе-биологу.
Ее подозрения на Громова все же пали. Дашка – баба неглупая. Но чтоб она его ещё и таким гадским способом прощупывать надумала? Бесстыдство какое-то, бестолковость. И ведь двух зайцев одним махом!
А этот придурок ещё и уши развесил, радостный. Он ещё и вопросы каверзные по ходу задавал с условием, мол, кто на больше ответит, тому пятюню в журнал.
– Кто скажет, что такое гликоген? – вопросил биолог, с умным видом перелистывая свой блокнотик.
– М-м… – томно протянула Даха, расправляя плечи, – что-то мне подсказывает, что это гормон передней доли гипофиза.
– Правильно, Козлова, – очаровательно улыбнулся Громов.
Что? «Правильно, Козлова?» Это уж какая-то альтернативная анатомия получается.
– А разве ж гликоген это не полимер глюкозы, не? – я кашлянула в кулак, но этот деликатный вопрос так и отсталая без внимания, так как Громов был, очевиднейшие, слишком занят кое-чем.. кхм… другим.
Заигнорил меня, подлюка! Как низко!
Пока Вик вдохновенно рассказывал, как правильно резать трупы, чтоб ничего лишнего не повредилось, я гневно дёрнула ручку двери «вход только для персонала», и она на удивление поддалась.
Я горестно ела булочку с корицей на скамейке в коридоре напротив свежеприбывшего пациента, отличавшегося, как и все здешние, крайней неразговорчивостью. Оттого он был, кстати, прекрасным слушателем.
– Понимаете, Александр Иннокентич, дела сердечные идут у меня неважно. Биолог этот ваш, однако, какой-то мудак, – вздыхала я с набитым ртом.
Александр Иннокентич Раца понимающе молчал.
– Конечно, куда мне до таинственной высокомерной Дахи. Простая – все как на ладони.
– Ты что тут делаешь? – от голоса Дениса я аж вздрогнула, и не мудрено, здесь все такие тихие.
– Вы посмотрите, кто пришёл, – ядовито зашипела, кидая в его сторону умерщвляющие взгляды.
– Возвращайся к классу, – он момент не просек и преспокойно приземлился рядышком.
– Не могу. Не могу я смотреть на, то как вы там милуетесь с этой Козловой, – как унизительно-то. – Это оказалось гораздо больнее, чем я думала. Давайте, я уйду домой, а вы скажете там, что мне поплохело, а?
– Погоди-ка, погоди-ка, – Громов придвинулся ближе и за подбородок меня цапнул, – ты что, плачешь?